Двоевластие. Андрей Зарин
государства.
– Казну, казну увеличить прежде всего, – твердил Шереметев.
– А с чего?
– Отдай в откупа сборы податей, кабаки отдай, соль обложи, все что можно. Слышь, проездное возьми, опять, за провоз.
– Тяжко! С кого брать? С неимущего?
– Это вконец разорит Русь – матушку, – с жаром заметил Теряев.
Филарет ласково взглянул на него.
– Ишь вспыхнул! Вот таким я отца твоего, Петра Дементьевича – царство ему небесное – знал!
Все встали и перекрестились.
– А я все свое, – повторил Шереметев, – соберем казну, отобьем, тогда всем полегчает и все с лихвой вернем.
Филарет решительно встал.
– Ин быть по – твоему! – сказал он. – Начнем с налогов. Только допрежь всего хочу перепись учредить. Обмозгуй, Федор Иванович, до приезда царя.
И началось залечивание тяжелых ран России, нанесенных Смутным временем и анархией. Сильнодействующими были лекарства, приложенные к больному телу, и поначалу застонала Русь под властной рукою, но великие деяния великого деятеля принесли свои плоды и на время успокоили и осчастливили Русь.
Первая перепись в России всполошила все население. Едва приехал царь из своего паломничества, патриарх уговорил его на это дело, и писцы, дьяки и воеводы деятельно принялись за тяжелую работу, составляя платежные книги, закрепощая людей и, между прочим, кладя первое прочное основание крепостному праву. По этим записям крестьяне, приписанные к вотчине какого‑либо боярина, уже оставались закрепленными за ним без права перехода к другому, в то же время боярин приобретал над своими крепостными неограниченную власть.
VI
Спаситель
У храброго капитана рейтаров {Рейтары – вид тяжелой кавалерии.} Эхе трещала голова в вечер торжественного дня въезда митрополита Филарета в Москву. Он и сам не понимал, как снова очутился в рапате Федьки Беспалова. Швед сидел на лавке, рядом с ним, положив голову на стол, дремал тощий дьяк с сизым носом, тут же стояла огромная ендова водки; с другой стороны Эхе пьяный ярыжка, видимо, пил за счет капитана, а в рапате были те же размалеванные женщины, скомороший пляс, крик, песни и удушливый дым от трубок.
– И вовсе ты – не дьяк, сизый нос! – кричал ярыжка, видимо, чем‑то задетый за живое. – У дьяка сума толстая, как брюхо, шапка бобровая, кафтан суконный, а ты как есть оборыш какой‑то и шапку потерял!
– Яко пес брехающий! – подымая голову, ответил дьяк, на миг протрезвляясь. – Язык плете, сам не разбере. С полгода назад я тебя в яме сгноил бы, на правеже забил бы, ибо был при пушкарском приказе отписный дьяк. Вот тебе, волчья сыть!
– А звать тебя?
– А звать меня Онуфрием Дуковиновым!
– И врешь же ты, бесстыжие твои глаза! – с жаром вдруг вмешался в спор усатый стрелец. – Всех‑то я наперечет сам знаю, и дьяк‑то там сыспокон веков – Федор Епанчин да Василий Голованов, ты же – просто отписчик из аптекарского приказа, а за пьянство тебя Федор Иванович