Адмирал Ушаков. Леонтий Раковский
что не знает ни имени, ни фамилии девушки.
Открыла высокая пожилая женщина, которую Федя видел в тот раз на пожаре.
«Верно, ее тетушка!»
– Вы за письмом? – спросила она.
– Точно так! – пересохшим от волнения, глухим голосом ответил Ушаков.
Он несколько похрабрел – такое начало было ему на руку: выходит, что Федя пришел по делу, а не вроде кавалера. Он хуже всего боялся, чтобы так не подумали о нем.
– Пожалуйте, пожалуйте! – ввела его тетушка в небольшую, скромно обставленную, но чистую комнату. – Садитесь. Любушка сейчас придет – она пошла в сарай за дровами.
«Ага, значит, ее зовут Любушкой», – приметил Ушаков.
– Непоседа-девчонка, егоза. Собиралась побыть у меня до весны, а вчера вдруг услыхала, что моряки отправляются в Воронеж, загорелась: поеду и я домой! Побежала узнавать, кто едет. Другая бы постеснялась говорить с незнакомыми, а этой – нипочем. Она с любым человеком запросто говорит. Я вон старая, а так не могу. Это она в отца пошла такая простая да ласковая. Тот, бывало, с первым встречным говорит, будто десять лет его знает. А письмо-то у Любушки еще не готово, – улыбаясь закончила вполголоса тетушка.
В это время в соседней комнате послышался стук брошенных на пол дров.
– Любушка, пришли за письмом, – сказала тетушка, входя к ней в комнату.
В дверь просунулась голова со вздернутым носиком и быстрыми голубыми глазами.
– А-а, это вы? Я сейчас! – весело и просто сказала она и скрылась.
Федя сидел красный: все-таки он не мог побороть смущения, – как это он будет сидеть один с девушкой, словно жених или кавалер.
Через минуту в комнату впорхнула Любушка:
– Здравствуйте! Как вас величать?
– Федор Федорович Ушаков.
– Здравствуйте, Федор Федорович! Молодец, что пришли! А вот письмо-то у меня еще не готово… И я не знаю, может, и не буду его вовсе писать… – улыбаясь сказала она и взглянула на Ушакова.
У Феди упало сердце: «Передумала, не поедет…»
– Вы что, разве не поедете в Воронеж? – испуганно спросил он.
– А вы хотите, чтобы я поехала?
– Хочу! – вырвалось у Феди.
– Я поеду. Только не знаю когда… – смеялась Любушка.
– Вы же говорили: по санному пути… Скоро должна установиться зимняя дорога.
– У нас, в Воронеже, санный путь – с Николина дня.
– Вот и поезжайте!
– Я и хочу – на Николу.
– А с кем вы поедете?
– В Воронеж часто ездят на верфь. У тетеньки есть знакомый подрядчик. Вы в Воронеже были?
– Нет. Хороший город?
– Хороший. Весь на горах. Обрывы, обрывы! Белые мазанки и ветряки. Красиво! А небо какое у нас – синее, глубокое!
– Ничего хорошего там нет. Дома на горе, а воду таскай из реки. А летом – ветры и ветры. Пыль – свету божьего не видно! – вмешалась тетушка, входя в комнату.
– Да что вы, тетушка Настасья! Разве Питер лучше? Одно болото да вечная слякоть.
– А давно ли сама восхищалась: «Ах, белые ночи! Ах, Петербург!»
– Тогда