Два брата, или Москва в 1812 году. Рафаил Зотов
собственной своей воле и рассудку.
Около действующих лиц этой сцены собралась в минуту большая толпа, и все кричали: «Пить! Пить! Заставить его пить!»
Неизвестно, чем бы кончилось это явление, но путешественнику приходилось худо. Уже более десяти рук держали над ним бутылки и штофы, чтоб вылить на него влагу, которую он отказывался пить, и, если б он стал обороняться, может быть, эта стеклянная гроза и обрушилась бы на него. Вдруг явился гвардии офицер Шаничка, через всех ловко пробился к самому проезжему, сказал слова два в успокоение отца, схватил первого под руку, утащил с собою и, проведя в свою комнату, запер ее за собою на ключ.
– Сделайте милость, извините этих людей, – сказал он путешественнику, – они уже третий день пируют. Мне совестно за батюшку, что он окружил себя подобным обществом. Я очень рад, что уеду от них завтра. Не угодно ли вам у меня расположиться?.. Вы, верно, из Москвы?
– Нет! я из Петербурга…
– А! очень рад! Что там нового? Императрица не переехала еще из Царского Села?
– Я уж три недели как выехал из Петербурга…
– Так долго ехали?
– На долгих, мне торопиться некуда…
– Вы простите мое любопытство… Но мне кажется, что я вас видал в Петербурге… Лицо ваше мне так знакомо…
– Не может быть, – с горькою усмешкою отвечал проезжий. – Лицо мое принадлежит к числу умерших. Меня никто не знает и не может знать.
С удивлением посмотрел на него молодой Сельмин, не понимая странного его ответа.
– Я, однако, помню, – продолжал он с недоумением, – так точно! Не родня ли вы гвардии капитану Зембину?.. Я его часто видел, и ваше с ним сходство с первого взгляда поразило меня.
Путешественник смешался, побледнел, но отвечал, однако ж, довольно равнодушно:
– Нет! я ему не родня. Наше сходство – дело случайное.
– Так вы его знаете?
– Да! видал… во время последнего турецкого похода.
– А вы были в военной службе? Очень приятно познакомиться с вами! В каком полку вы служили?
– Я находился при главнокомандующем… и то недолго… Незначащая рана и семейные обстоятельства принудили меня оставить это поприще… Но я вас задерживаю… У вас гости. Позвольте мне отдохнуть, мне рано надобно отправляться в путь.
– Это моя комната; вы в ней полный хозяин. Я оставлю вас и пришлю слугу. Сделайте одолжение, приказывайте.
– Мне никого не нужно. Со мною есть слуга…
– Ну, этот, вероятно, теперь в распоряжении наших челядинцев, и если он не одарен такою же твердостью, как вы, то, верно, его уже напоили. Уж это так водится.
– Очень жалко, я во всю жизнь не забуду вашего одолжения. Вы меня спасли. Бог знает, что бы тут произошло.
– О нет! Батюшка мой и добр и благороден… Но вы знаете провинциальные нравы.
В эту минуту старик Сельмин вошел.
– Ступай, Саша, к гостям да вели обнести чем-нибудь. Ты очень хорошо сделал, что увел сюда этого господина.
– С которым мне лестно было познакомиться. У нас есть много общих знакомых. Он был в военной