Хроники разрушенного берега (сборник). Михаил Кречмар
две километров. Ни по снегу, ни без снега мы такого пути не осилим.
– По снегу не осилим, – согласился Чепурных. – По реке – запросто. Дождёмся весны, свяжем плот и сплавимся хоть до океана.
– До океана… Хммм… – задумался Кухонин. – А ты твёрдо уверен, что мы в Колымском бассейне упали?
– Мммм, – задумался Чепурных. – Да… Наверное…
Он вытащил карту с большим количеством белых пятен. Направления рек и отдельные вершины на ней обозначались пунктирами и точками.
Сомнения Кухонина имели под собой глубокую почву.
Сегодня для нас это удивительно, но в начале сороковых годов значительная часть советского Севера ещё не была покрыта топографической съёмкой, и неисследованные территории на картах выпуска ВГУ – Высшего геодезического управления – обозначались самыми что ни на есть настоящими «белыми пятнами». Подавляющая часть направлений рек была указана верно, но в местах, где сходились несколько бассейнов, ошибки бывали неизбежны. Собственно, в таком месте они и оказались.
– И что, если мы где-то в верховьях Баранихи или Угаткына? – вступил в разговор Гусейнов как самый младший.
– Ну что… всё то же. Ждём весны, плывём до окияна, а там двигаемся берегом на восток. На побережье полно народу. Как на Невском, – подчеркнул Чепурных своё ленинградское происхождение. – Там Чаун, Певек, Шмидт, Ванкарем… Впрочем, мы всё-таки на каком-то притоке Колымы.
– Это почему?
– Я верховья Угаткына хорошо знаю, – снова заговорил Кухонин. – Мы точно не там. Я год назад куропачил[1] там с Алиевым дня три. Это не Угаткын. Посмотри на деревья.
– Ну. И что? – пожал плечами Чепурных.
– Это лиственница. Ты на Чукотке лиственницу видал?
– Видал, – быстро сказал Чепурных, – возле Маркова. Там её совсем немного, но есть. И на Ерополе.
– Ага. Но что Анадырь, что Еропол текут на восток. А здесь река течёт на запад. Или на юго-запад.
Чепурных встал, взял компас и вышел наружу.
– Метёт чёрт-те как, ничего не видно, – вернулся он, отряхиваясь. – Но, похоже, не на юго-запад, а точно на запад. Значит – Колыма. Значит, плыть нам до Черского по весне.
– На чём поплывём-то? – пожал плечами Гусейнов.
– Нам бы дожить до весны. А там найдём, на чём, – сказал оптимистичный Чепурных. В конце концов, зима заканчивалась, в самолёте лежало две тонны тушёнки, они все были крепки, здоровы, и на троих им было меньше семидесяти пяти лет…
Началась длительная весновка.
Надо сказать, что все три члена экипажа с энтузиазмом брались за любую работу по обустройству их временного лагеря. В трёхстах метрах под деревьями они обустроили стационарный бивак, на который постепенно перетащили постели, кухню, большинство необходимого снаряжения и запас продуктов. Ели преимущественно тушёнку, однако как-то раз вышедший прогуляться буквально на полкилометра Кухонин завалил случайно оказавшуюся рядом самку лося. Тушёнка
Сидел на вынужденной посадке (лётный жаргон 1930-40-х годов).