Москвест. Роман-сказка. Андрей Жвалевский
ответ женщина затараторила так быстро, что Маша смогла разобрать только отдельные слова: «боятися», «туду», «ходити», «супруг»…
Маша только растерянно моргала да морщилась от боли.
Неожиданно женщина сунула руку в туесок, достала корешок, быстро разжевала его, пошептала что-то и стремительно приложила кашицу к Машиной ноге.
– Абие[3], – тихо сказала женщина, – абие…
То ли от корешков, то ли от успокаивающего голоса незнакомки действительно становилось легче. Маша улыбнулась целительнице, та почти улыбнулась в ответ…
И тут из-за деревьев послышался голос Мишки:
– Ушли, гады! Зато я понял, что это за трубка! Это свисток!
И Мишка вывалился из чащи, оглушительно свистя в найденную трубку. На мгновение у всех заложило уши, Мишке дольше других пришлось мотать головой, приходя в себя.
А когда очухался, удивленно спросил:
– Э! А свисток где?
Он растерянно посмотрел под ноги.
– Пропала твоя дудка, – строго сказала незнакомка. – Не простой он, зачарованный…
Мишка недоверчиво фыркнул и снова шагнул в кусты.
Маша удивленно обернулась к женщине:
– Так вы по-русски умеете говорить?
– Это вы по-нашему говорить стали, – строго ответила женщина. – Я ж говорю: зачарованная дудка была!
И, не дав Маше опомниться, спросила:
– Как звать-то?
– Маша.
– Я Прасковья. А мужа твоего как кличут?
– Кого? – изумилась Маша. – Какой муж, мне тринадцать лет!
– Ну да, ну да… – запричитала женщина, – поздновато, но ты девка хороша, может, еще кто и возьмет. У нас женихи есть, ты скажи брату…
Маша с изумлением обнаружила, что кровь остановилась, а по натертым ступням разливается блаженная свежесть.
– Было мне видение, что я в лесу чудо встречу, – бормотала травница, – чем ты не чудо? Пойдем, я тебя не брошу, у меня переночуешь. И брата зови.
И проворно стала пробираться через лес.
Маша тихо семенила рядом с новой знакомой, а Мишка шел чуть сзади, злился, и бурчал, что идут они неизвестно куда вместо того, чтоб спросить, где тут ближайший телефон. Прасковья косилась на него то ли с испугом, то ли с завистью.
По дороге она наклонилась к Маше и прошептала:
– А ладный у тебя брат. Кожа белая, зубы ровные…
Мишку чуть не перекосило от такого комплимента. Кожа, и правда, у него редко загорала, обычно сразу облезала после первого часа на пляже. А зубы… Зубы – это заслуга тети Тамары, маминой подруги. Всю зиму провел у нее в стоматологическом кресле. Оно не больно, конечно, но все равно противно, когда в твоем онемевшем от анестезии рту кто-то ковыряется. А тетя Тамара еще приговаривала: «Ничего, зато девчонки заглядываться будут». Накаркала.
И тут, в тон Мишкиным мыслям, Прасковья заявила:
– Была бы я помоложе… эх…
И сказано было вроде как Маше, и не досказано до конца, но Мишку в жар бросило от мысли, что какая-то старуха положила на него глаз. Машу это тоже смутило, и она уточнила:
– А
Скоро