Живой позавидует мертвому. Сергей Зверев
экипаж (восемнадцать египтян, пять индусов, двое ливанцев и немолодой капитан-шотландец Гордон Синклер), и про международный медицинский персонал (терапевт Алексей Волошин из Екатеринбурга, хирург Збигнев Тыминьски из Гданьска, несколько санитаров и медсестер из арабов). Кобзев уже сто раз успел и поругаться с моряками и коллегами, и помириться с ними, и вновь поругаться... Чаще всего он ругался с соотечественником Волошиным, что неудивительно: терапевт был немолод, мудр и рассудителен, а недавний интерн Кобзев – горяч, порывист и нередко подчеркнуто циничен...
Ослепительно-желтое солнце уверенно поднималось в зенит, окрашивая госпитальное судно в пастельные тона. Береговая кромка будто плавилась в расплывчатом парном мареве. Кормовой флаг вяло трепыхался за бортом. Стоя на палубе, Кобзев лениво смотрел, как в тени, в горячем от нагретого металла воздухе дуреет индус-вахтенный, и размышлял, чем заняться. Конечно, можно было бы сходить на берег, однако делать там было решительно нечего: и бедуины, и верблюды, и выжженная солнцем пустыня давно уже опостылели. Можно было попробовать заняться рыбалкой, но в такую жару ни о какой поклевке не могло быть и речи. Можно было бы улечься с книжкой в своей каюте, под спасительный холодок кондиционера, однако деятельная натура Кобзева требовала хоть какого-то общения. Так что оставалось одно: спуститься к Волошину и, в очередной раз попросив прощения за вчерашнюю хамскую выходку, потрепаться с ним «за жизнь».
Алексей Николаевич – седой, подтянутый, с неизменным стетоскопом на груди – смотрел в своей каюте телевизор, благо спутниковая «тарелка» давала возможность принимать даже новости из России. При появлении Егора он тут же заулыбался – мол, понимаю, зачем пришел, прощаю тебя заранее, дорогой коллега, всегда рад видеть.
– Извините, я вчера был неправ, – сконфуженно произнес молодой врач. – Погорячился. Больше такого не повторится.
– Все, извиняю. Сам таким был в твоем возрасте. Присаживайся вот тут, – Волошин гостеприимно открыл холодильник. – Хочешь окрошки? Сам готовил...
Пока хозяин каюты разливал холодную окрошку, эпидемиолог прибавил громкость телевизора.
По СNN передавали сводку новостей за минувший день. Мир бурлил. Военные перевороты, революции, массовые беспорядки, теракты и прочие катаклизмы сменяли друг друга, словно картинки в калейдоскопе.
– Кстати, Егор, возможно, тебе будет интересно, – Алексей Николаевич поставил на стол тарелку с окрошкой. – В Исламабаде какие-то сумасшедшие разгромили лабораторию прикладной микробиологии тамошнего Министерства обороны. Я-то сам не эпидемиолог, специалист другого профиля, но мне кажется, что...
– Имеете в виду штаммы разной заразы? – Кобзев взял ложку, придвинул тарелку. – Тут могут быть и так называемые «мертвые» штаммы, то есть практически обезвреженные. А могут быть и живые. По сути – настоящее биологическое оружие, только в очень малом количестве. Если первый вариант – ничего страшного, это своего рода засушенные