Vive le basilic!. Вера Камша
проводниками-переводчиками. Природная воинственность требовала выхода, задирать кокатрисов было себе дороже, зато союз с ними давал власть над земледельцами и пастухами, а власть хасуты любили, Дюфур понял это быстро и без подсказок.
За кавалеристами тащился обоз – несколько повозок и дюжина тяжело навьюченных мулов; присматривал за этим хозяйством плутоватый ветеран, единственный, не считая доктора, помнивший, как двадцать восемь лет назад Легион впервые перешел Реку. У Реки, само собой, имелось название, которое Поль зазубрил еще в детстве, но в колониях ее называли именно Рекой, и по ней проходила граница, отделявшая более или менее освоенные земли от диких. На восточном берегу располагались плантации драгоценного кофе и пряностей, западный никому особенно нужен не был до тех пор, пока вознесенный дураками и судьбой на профуканный троюродным дедом трон Филипп Клермон не вознамерился прославить свое имя в веках.
– Нет, молодой человек, сам поход получился очень увлекательным. – Даже в седле не расстававшийся с зубочисткой доктор со смаком ковырнул в хоть и желтых, но крепких зубах. – Вышли отличные маневры, на которых Легион многому научился. Но в остальном…
Поль кивнул и утер текущий из-под спасительницы-шляпы пот. Отличавшийся редкой последовательностью Филипп успел немало: ухватил никому особо не нужный кусок саванны, вернул алеманам – надо думать, за проявленное к Клермонам гостеприимство – Иль вместе с никогда не принадлежавшей колбасникам Австразией, сбросил с Басконской колонны статую императора, отстроил за казенный счет с полсотни снесенных революцией аббатств и дворянских усадеб, получил пинок под зад и убрался туда, откуда вылез. Республика лишилась двух немалых провинций, зато граница колонии оказалась отодвинута в глубь материка. Пользы от перешедших под галльскую юрисдикцию жирафов было немного, и местные власти не спешили выдвигать форпосты за Реку, экономя не слишком щедрый бюджет. Прикрывавшие Шеату с запада форты пограничными только назывались, зато в них, будто в фактории, свозили слоновую кость, всяческие экзотические шкуры и прочие сувениры, на которые Поль весьма рассчитывал.
– А вот, молодой человек, и Река, – торжественно возвестил доктор. – Не то что ваша Йонна!
Все оставшееся в метрополии в Легионе называлось «вашим» и поминалось со странной смесью пренебрежения и тщательно скрываемой обиды, но Река в самом деле впечатляла. Золотистая, ленивая, величественная, она изгибалась широкой алможедской саблей, появляясь из волнистых, подернутых дымкой далей и в них же исчезая. Форт с окружавшими его халупами выглядел на берегу не уместней усевшейся на парадный портрет мухи, о чем Дюфур и сказал. Доктор довольно усмехнулся и предался воспоминаниям о том, как было «тогда». Подъехал молодой лейтенант, привез вежливый приказ, в переводе на обычный язык означавший «дай лошади отдохнуть и не путайся под ногами». Дюфур с готовностью подчинился: наблюдать за суетящимися кокатрисами было занятно, но присоединиться к ним не тянуло.
Переправлялись на двух