Встретиться вновь. Марк Леви
и сказал, что все, кто ее окружал, согласились на ее смерть! Я был не вправе нарушать ненадежное спокойствие, в котором она так нуждалась.
Ее мать умоляла меня не говорить ей, что и она от нее отказалась. Нейрохирург убеждал меня, что это вызовет шок, от которого она, возможно, уже не оправится. Бойфренд, вернувшийся в ее жизнь, оказался последним барьером, выросшим между ею и мной.
Я знаю, что ты думаешь. И правда не только в этом, и пугает множество вещей. Мне потребовалось время, чтобы признаться самому себе: я не поверил в то, что смогу увлечь ее в свои сны, выдержать их высоту, сделать их реальностью, оказаться, в конце концов, тем человеком, которого она ждала; мне было страшно сказать себе, что она меня забыла.
Я тысячи раз собирался снова ее отыскать, но и тут меня останавливал страх, что она мне не поверит, что я не сумею снова изобрести наш с нею смех вдвоем, что она уже не будет той, которую я любил, но особенно страх опять ее потерять, на это у меня уже не хватило бы сил. Я уехал за границу, чтобы оказаться подальше от нее. Но, когда любишь, любые расстояния не в счет. Стоило незнакомкой женщине на улице напомнить мне о ней – и я уже видел ее, моя рука выводила на бумаге ее имя, словно это могло перенести ее ко мне, мои глаза закрывались, чтобы увидеть ее глаза, я искал тишины, чтобы услышать ее голос. Тем временем я запарывал самый многообещающий проект в моей жизни! Я построил Культурный центр со сплошным фасадом, смахивающим на больничный!
Уезжая туда, я бежал от собственной трусости. Я отступился, мама, и если бы ты знала, как я кляну себя за это! Я живу в противоречии: надеюсь, что жизнь снова устроит нам встречу, и не знаю, посмею ли с ней заговорить. Теперь мне надо сделать шаг вперед, я знаю, ты поймешь, почему я хочу так поступить с твоим домом, и не рассердишься на меня. Но не волнуйся, мама, я не забыл, что одиночество – это сад, где ничего не растет. Даже если сегодня я живу без нее, больше я никогда не буду одинок, пока она где-то существует.
Артур погладил белый мрамор и сел на камень, еще сохранивший тепло дня. Вдоль стены, тянущейся у могилы Лили, росла виноградная лоза. Каждое лето на ней вызревало несколько гроздьев ягод, и их склевывали птицы Кармела.
Раздался шорох гравия, и, обернувшись, Артур увидел Пола, присевшего перед стелой в нескольких метрах от него. Пол тоже заговорил, как на исповеди:
– Дела обстоят неважно, госпожа Тармакова! Место вашего погребения так запущено, что даже стыдно! Я давно здесь не был, но учтите, не меня надо в этом винить. Из-за женщины, призрак которой явился этому болвану, он решил бросить своего лучшего друга.
Но, как вы сами знаете, лучше поздно, чем никогда. Я принес все, что необходимо.
Пол достал из пакета с покупками щетку, пузырек жидкого мыла, бутылку воды и принялся с силой тереть камень.
– Можно узнать, чем ты занимаешься? – спросил Артур. – Ты знаешь эту госпожу Тармакову?
– Она умерла в тысяча девятьсот шестом году!
– Пол, прерви хотя бы ненадолго свои глупости! Здесь