Карта небесной сферы, или Тайный меридиан. Артуро Перес-Реверте
единственным выжившим после кораблекрушения; единственным из девятнадцати. Пробоина в три часа ночи, судно стоит на якоре, все спят, через пять минут все кончено. Буль-буль. Но что поразило Коя в этом человеке, так это его молчание. Кто-то спросил: как же может быть, что восемнадцать человек в трюме ничего не поняли? Он только молча посмотрел, ему было неловко – все настолько очевидно, что объяснять нечего, – и поднес ко рту кружку с пивом. И Кою от городов с их улицами, запруженными людьми, освещенными, как витрины его детства, тоже делалось неловко; он становился неуклюжим, был не в своей тарелке, как утка вдали от воды или как тот человек из Росарио – молчавший, словно те восемнадцать, еще более молчаливых. Мир так сложно устроен, что смотреть на него можно только с моря; суша обретала спокойные очертания ночью, когда идет четвертая вахта и рулевой – лишь немая тень, а из недр корабля доходит легкое подрагивание машины. Когда от городов оставались лишь далекие цепочки огней, а от самой земли – только проблесковые огни маяка прямо по курсу. Вспышки, которые тревожили, предупреждали снова и снова: внимание, осторожно, держись подальше, опасность. Опасность.
Он не заметил таких сигналов в глазах женщины, когда вернулся к ней, со стаканом в каждой руке, пробравшись между толпившимися у стойки бара «Боадас»; и это была его третья ошибка за вечер. Не существует таких сухопутных лоций, где описывались бы все маяки, опасности и навигационные знаки, по которым можно было бы ориентироваться на суше. Не проложены здесь курсы, нет сверенных карт, не промерены ни в футах, ни в метрах мели, не указаны подходы к тому или иному мысу, нет здесь бакенов, ни красных, ни зеленых, ни желтых, ни правил вхождения в акваторию порта, ни чистого горизонта, чтобы определить координаты. На земле всегда идешь вслепую, определяешься только по счислению, и рифы замечаешь, лишь когда уже слышишь рев волн в кабельтове от носа и видишь, как тьма светлеет над бурунами, разбивающимися о скалы. Или когда слышишь, как нежданный камень – все моряки знают, что существует некий камень со своим названием, который подстерегает их повсюду, – скала-убийца со скрежетом разрывает корпус корабля… В такую ужасную минуту любой командир корабля предпочел бы оказаться мертвым.
– Ты быстро, – сказала она.
– В барах я всегда быстрый.
Женщина взглянула на него с любопытством. Слегка улыбнулась – может, потому, что видела, как он двигался к стойке, прокладывая себе дорогу с решимостью маленького юркого буксира, а не стал ждать в стороне от толпившихся клиентов, надеясь привлечь внимание официанта. Себе он взял голубой джин с тоником, ей – сухой мартини и донес стаканы, ловко балансируя ими и не пролив ни капли. А в «Боадас», да еще вечером, это вполне могло считаться заслугой.
Она смотрела на него через стакан. За стаканом – темная синева, перед нею – светлая прозрачность мартини.
– Ты умеешь пробираться в толпе, ходишь по аукционам и защищаешь