Вечная ночь. Полина Дашкова
то ли просто пыталась сдержать слезы. Тряхнув головой, она мгновенно справилась с собой и заговорила спокойно:
– Ах да! Итальянец. Лет шестьдесят, наверное. Но Валере ни слова, – она прижала палец к губам, – я ей обещала, что не скажу ему.
– Про итальянца? – спросил Соловьев.
– Да нет же! Итальянец как раз нормальный, очень даже симпатичный. Профессор, историк, древним Римом занимается. Говорить нельзя про «Нон-стоп» и про Вазелина. Валерка не разрешает ей шляться по ночным клубам, а с Вазелином они друг друга ненавидят.
– Какие отношения были у нее с этим профессором?
Марина высморкалась в бумажный платок. Кончик носа слегка покраснел. Но глаза ее оставались сухими, ясными. Никаких слез.
– Ну-у, спросите что-нибудь полегче. Я их видела вместе всего один раз, минут десять, не больше. К тому же ночной клуб, полумрак, музыка грохочет. Он по-русски совсем не говорит, только по-английски. Зовут Николо, фамилию не назвал. Мы потом с Женей встретились в туалете, она сказала, он отец какой-то ее подружки, итальянки, с которой она познакомилась прошлым летом, когда ездила в Англию. И попросила не говорить Валере, что я ее видела в «Нон-стопе».
Внизу хлопнула дверь, послышался детский плач. Марина вскочила и бросилась к лестнице.
– Мое солнышко вернулось! А что мы плачем? Ой ты мой сладенький, ну хватит сердиться, иди к мамочке, сейчас будем кушать. Верка, да он же мокрый насквозь, блин!
Высокий женский голос заверещал в ответ что-то невнятное. Плач затих. Опять зазвонил городской телефон. В гостиной появился певец. Бледный, с черными кругами под глазами, пошатываясь, он доплелся до дивана, тяжело рухнул, закрыл глаза. Продюсер бросился к нему.
– Валера, что? Чем помочь? Вот, попей водички. Или, может, крепкого кофе?
– Я в порядке. – Он взял стакан и еле донес его до рта, расплескал половину, так сильно тряслись руки. Глотнул воды, посмотрел на Соловьева и произнес отчетливо, как автомат: – Извините, что заставил ждать. Я готов отвечать на любые ваши вопросы.
– Вы давали Жене деньги?
– Конечно. Она же моя дочь. А почему вы спрашиваете?
– При обыске в квартире, в нескольких тайниках, мы нашли сумму в двадцать тысяч евро.
– Хо-хо, а ты огорчался. – Продюсер присвистнул.
– Двадцать тысяч евро? – Качалов нахмурился. – А при чем здесь Женя?
– Мы нашли их у нее. В плюшевом медведе, за рамкой вашей фотографии, под стельками роликов, в штанах старой куклы.
– Вот зараза!
Это был голос Марины. Она успела неслышно подняться в гостиную и стояла у лестницы, прислонившись к стене.
– Что?! – закричал певец. – Что ты там бормочешь, блин?! Как ты смеешь, о моей дочери?!
– Успокойся, пожалуйста, я, конечно, не о Женечке. Нинка твоя зараза, все прикидывалась бедной сироткой.
– Вы считаете, что это деньги Нины? – спросил Соловьев.
– Ну а чьи? –