Пандем. Марина и Сергей Дяченко
записку Арине – и уже в дверях замешкался:
– Пандем?..
«Твоей племяннице ничего не угрожает. Это простуда».
…Костя стоял посреди комнаты, держа в одной руке миску с водой и мокрой тряпочкой, в другой – градусник; большая неустроенная квартира (перекати-пыль под диванами, растрескавшийся потолок, обои, разрисованные недрогнувшей младенческой рукой) пропахла уксусом.
– Спит, – сказал Костя шепотом. – Вот только что уснула.
На кровати сидела Даша – бледная, в халате, со спящим ребенком на руках. Лицо ее выражало немыслимую, безо всякой надежды скорбь.
– Привет, – шепотом сказал Ким.
– Мы ее вытерли уксусом, и она уснула, – повторил Костя.
У Иванки были длинные светлые ресницы. И она вовсе не выглядела такой уж больной – просто спящий ребенок. Зато Даша своим затравленным видом раздражала Кима все больше.
– Ну-ка, посмотри на меня, – сухо велел он. – Ты думаешь, от твоих слез ребенку будет лучше?
У Даши затряслись губы.
– Возьми себя в руки! – вполголоса приказал Ким. – Посмотри, на кого ты похожа… Да, дети болеют! И ты должна помочь ребенку, а не мешать ему!
– Не могу, – прошептала Даша. – Я не могу ее… Это я ее простудила позавчера. Надо было надеть сиреневый комбинезон, а я надела красный…
Она закусила губу, сдерживая рыдания.
– Перестань! – рявкнул Костя.
«Пандем?..»
«Она здорова. Температура упала полчаса назад».
Ким протянул руку – и осторожно коснулся Иванкиного лба.
– Слушай, а она… давно температуру?..
Даша потрогала дочкин лоб губами. Недоверчиво воззрилась на Кима.
По специальности Костя был инженер-станкостроитель, но за всю жизнь ему так и не пришлось спроектировать ни одного станка. Ничуть не печалясь по этому поводу, Костя немножко торговал машинами, немножко чинил компьютеры, немножко зарабатывал извозом; одно время он даже собирался быть политиком, но выборы проиграл. Арина относилась к брату сложно – тот был на семь лет старше и совершенно иной по характеру. Всегда веселый и легкий в общении, он никогда не планировал жизнь дальше следующего утра, и его радостное равнодушие по отношению ко всем, включая ближайших родственников, подчас бесило сдержанную и обязательную Арину:
– Все детство он меня терял! Пойдет куда-то, а меня забудет в песочнице или на скамейке. Я иногда ревела, а иногда и радовалась. Мама работала с утра до ночи… Забирал меня из садика, мои воспитательницы пытались ему, десятилетнему болвану, внушить, чтобы трехлетнего ребенка посреди людной улицы не бросал. Куда там… Помню, на обратном пути он покупал селедку и мороженое, сам ел и меня угощал. Помню вкус этой селедки… пополам с мороженым… Ботинки мокрые по колено… песок на зубах… Я ведь его обожала, все-таки старший брат…
Костя улыбался, слушая эти воспоминания. Он был коренастый, круглолицый, с прямыми светлыми волосами, с милыми ямочками на щеках. В свои двадцать девять он выглядел, как студент-младшекурсник, и встречные девицы на улице нет-нет да и бросали на него заинтересованные взгляды.
«Слушай,