Пандем. Марина и Сергей Дяченко
осталось пройти совсем немного. Ты поверишь мне и… и успокоишься.
– Зачем тебе нужно, чтобы я поверил?
– Затем, что я хочу посоветоваться.
– Со мной?!
– Не только… За последние несколько дней я огорошил своим присутствием пару-тройку миллионов по всему миру. Разных людей, но в основном скептиков. Все они сейчас проходят свой путь, некоторые уже прошли… Они – островки, семена, вокруг них нарастет знание обо мне, как нарастает новая кожа вокруг подсаженных на рану лоскутков. Двадцать девятое февраля не повторится, нет, теперь-то я стал умнее…
– Сколько тебе лет? – спросил Ким, содрогаясь от внезапной догадки.
– Я взрослею, – тихо отозвался Пандем.
– Скажи, – Ким облизнул губы, – ты бы мог… просто отменить взрыв? Или пусть бы машина вообще не перевернулась? Мог?
– Мог. – Пандем помрачнел. – Но ты уж меня прости… У тебя слишком здоровая психика, слишком уверенные представления о том, что бывает и чего не бывает. А после аварии твоя уверенность поплыла, картина мира ненадолго размылась, и в эту картину смог пролезть я, и ты не успел объяснить себе, что меня не бывает… Понимаешь?
Ким долго смотрел на него. Потом протянул руку; в сантиметре от плеча Пандема рука дрогнула, замерла. Киму пришлось сделать над собой усилие, прежде чем он коснулся сидящего рядом подростка.
– Это форма, – мягко сказал Пандем. – Мне не обязательно иметь человеческое тело, как ты понимаешь. Просто так – удобнее.
– Тебе?
– Тебе, – Пандем глядел на Кима по-прежнему весело и открыто. – Человек говорит с человеком. Это естественно.
Клиника была пуста. Перед телевизором скучали медсестры, уборщица лениво водила тряпкой по подоконнику. Двери в палаты стояли настежь – во все, кроме пары-тройки последних, где сохранилось еще несколько больных, либо слишком недоверчивых, либо намеренно спекулирующих вниманием сиделок и родственников.
Драгоценная аппаратура молчала. Лаборатория бездействовала. Большая часть персонала прохлаждалась в отпусках, меньшая сидела в кабинетах, бесцельно перекладывая бумажки.
Один только заведующий был при деле. Он заканчивал монографию и дикую – ненормальную – скорость создания столь фундаментального труда объяснил без кокетства:
– Гонки, мой мальчик. Кто первый опубликует исследование – тот получит все.
Ким глядел на стопку распечаток с диаграммами и графиками. Кто-кто, а шеф оставался в своем уме. Шеф был настоящим, обыкновенным, привычным, как вода, которая ищет дорогу вниз. Шеф переваривал чудо, подобно большому ходячему желудку, усваивал, превращая в источник благ; шеф был косвенным доказательством реальности Пандема. Одним из доказательств.
…В тесной комнатушке, отведенной под архив, пахло странно и тяжело – как будто весь воздух клиники, прежний воздух, пропитанный болью и немочью, собрался теперь здесь, спрессовался вокруг старых шкафов, заняв последнюю линию обороны. Папка под названием «Прохоров» уже успела покрыться слоем пыли.
Ким