Гроздья гнева. Джон Стейнбек
тебя спросить кое о чем, – сказал он. – Покоя мне это не дает.
– Давай спрашивай. Я люблю изредка поговорить.
– Так вот… – медленно начал проповедник. – Я тебя крестил. На меня в тот день благодать сошла. Вещал во славу Господа. Ты, верно, ничего не помнишь, тебе не до того было – девчонку за косы дергал.
– Нет, помню, – ответил Джоуд. – Это была Сузи Литл. Через год она мне палец вывихнула.
– Так вот… Пошло оно тебе на пользу, это крещение? Лучше ты стал – или нет?
Джоуд подумал и сказал:
– Н-нет, я даже ничего не почувствовал.
– Ну а может, тебе это вред принесло? Подумай хорошенько.
Джоуд взял бутылку и отпил из нее.
– Ничего я не почувствовал – ни пользы, ни вреда. Мне тогда весело было, только и всего. – Он протянул бутылку проповеднику.
Кэйси вздохнул, поднес ее ко рту, потом посмотрел на оставшееся на самом дне виски и сделал еще один маленький глоток.
– Это хорошо, – сказал он. – А то мне все думалось: а вдруг я причинил кому-нибудь вред.
Джоуд взглянул на свой пиджак и увидел, что черепаха выбралась на волю и уже ковыляет в том направлении, в каком ковыляла раньше, когда он подобрал ее. Минуту Джоуд следил за ней, потом медленно встал, поднял ее с земли и снова закутал в пиджак.
– Никаких подарков ребятам не припас, – сказал он. – Хоть вот эту старую черепаху принесу.
– А смешно, – сказал проповедник, – ведь когда ты подошел, я как раз вспоминал старого Тома Джоуда. Думал, уж не зайти ли к нему? Старый Том был богохульник. Как он там поживает?
– Не знаю. Я уж четыре года дома не был.
– А разве он не писал тебе?
Джоуд смутился.
– Отец у нас писать не мастер, да и не любит он этим делом заниматься. Фамилию свою подмахнуть может и карандаш помусолит, все честь честью. А писем не пишет. Он всегда говорил: «Если мне что надо сказать, так я на словах скажу, а нет – значит, нечего и за карандаш браться».
– Бродил все это время? – спросил Кэйси.
Джоуд бросил на него недоверчивый взгляд.
– А ты разве ничего не знаешь? Обо мне писали во всех газетах.
– Ничего не знаю. А что? – Проповедник закинул ногу за ногу и, упершись спиной в ствол ивы, сел ниже.
Время уже перешло за полдень, и солнце наливалось золотом.
Джоуд сказал добродушно:
– Говорить, так сразу, чтобы покончить с этим. Но будь ты настоящим проповедником, я бы остерегся рассказывать, чтобы тебе не вздумалось молиться надо мной. – Он допил остатки виски и швырнул плоскую темную бутылку в сторону; она легко скользнула по пыли. – Я четыре года просидел в Мак-Алестере.
Кэйси круто повернулся к нему и так насупил брови, что его высокий лоб стал еще выше.
– Тебе неохота об этом говорить? Я не буду расспрашивать, что ты такое сделал.
– Понадобится, опять то же самое сделаю, – сказал Джоуд. – Убил одного молодчика в драке. Дело было на танцах, а мы подвыпили. Он пырнул меня ножом, а я схватил лопату