Тебе конец, хапуга!. Кирилл Казанцев
он уже окончил и можно переходить к огненной феерии.
– Крест поджигай, крест! – натужно крикнул режиссер в мегафон.
Омоновец-каратель с ранцевым огнеметом подбежал к придорожному кресту, увитому бумажными цветами, и хищной улыбкой направил сопло своего оружия на символ христианской веры. Над ними завис операторский кран. Огнемет плюнул огнем. Пламя тут же охватило глубоко пропитанный соляркой и обмазанный солидолом крест.
– Гениально, – шептал Владимир Рудольфович. – Вот все говорят – Коппола, Коппола, носятся с ним… А я круче Копполы. Ему такое никогда не снять.
– Ну конечно же, – подтвердил Ларин. – Американскому продюсеру и в голову не придет нашего омоновца на съемочную площадку приглашать. Это же какой блеск в глазах, какое выражение счастья у него на лице!
– Полностью с тобой согласен. Коппола – первоклассник по сравнению со мной. Я круче, – самодовольно заявил маститый режиссер и поднес к губам мегафон. – Ветродуй сюда, ветродуй!
Двое рабочих уже катили к пылающему кресту работающий ветродуй – огромный, размером с самолетный пропеллер вентилятор, забранный в решетчатый кожух. Еще двое рабочих подтаскивали следом толстый прорезиненный кабель, идущий от лихтвагена. Да, не зря расспрашивал Андрей сержанта и лейтенанта дорожно-постовой службы о наличии в здешних местах деревни, где даже электричества не найдешь. Ведь нельзя же, чтобы современные бетонные столбы ЛЭП попали в кадр сцены тысяча девятьсот сорок второго года.
Стремительный поток воздуха погнал по дороге пыль. Статисты, изображавшие трупы, морщились, но не имели права закрывать лица руками. Разогнанный ветром огонь вспыхнул с новой силой. Гудящее пламя буквально клочьями срывалось с горящего креста.
– Гениально, – повторил свое любимое слово режиссер, но тут же недовольно поморщился.
Находившаяся за крестом горящая изба внезапно качнулась и рухнула на дорогу, прямо в кадре выдав то, что она не сложена из бревен, а сбита из тонких разрисованных декоратором листов фанеры.
– Какое шило! – Режиссер вертел головой.
С другими избами происходило аналогичное. Ведь в этих живописных местах на месте бывшей деревни изб уже не стояло – пришлось сооружать их на скорую руку из картона и фанеры.
Режиссер уже хотел остановить съемку, но оператор знаками показывал ему, что снимает пока крест крупным планом и «шило» с избами в кадр не попадает.
– Ветра побольше, ветра! – кричал Карпов в мегафон. – Ведь это не просто ветер, это ветер истории, который сперва раздувает мировой пожар, а потом уносит всякий мусор с нашей земли.
Подобный пафос Ларин не любил. Но, в конце концов, режиссер на площадке – главный. Ему и решать, кого и кто символизирует.
Рабочие выставили ветродуй на максимум – и стремительный ветер снес в сторону живописный дым, наплывавший с подожженного ржаного поля. И тут из этого дыма прямо к пылающему кресту под объектив камеры