Раб лампы. Наталья Андреева
голова лошади. Момент – и вновь бесформенный кусок. А потом – голова собаки. Это так ее заинтересовало, что башня была забыта.
Прошло время, и она сообразила, что это берется из песчаного карьера. И узнала, как называется. Глина.
– Айда на карьер! – звала она друзей. И прихватывала пластмассовое ведерко с совочком.
Игры играми, но с карьера Дуся уходила с полным ведерком. А дальше – часами размачивала глину, мяла, лепила, потом сушила. После додумалась обжигать фигурки. Лепить она могла часами. Девочку никто не понимал; в деревне Лопоток ее прозвали Дусей-дурочкой.
– Вон Дуся-дурочка с ведерком идет! Эй! Почем грязь продаешь?
Мать ее жалела, считала тронутой. Сгребала в подол и выбрасывала на помойку глиняных лошадок и котят, безжалостно разбивала их камнями. Дуся плакала, но тут же лепила новых. В сельской школе ее поделки поначалу признания не нашли. Учительница рисования, дав детям задание, убегала на участок, который был тут же, при школе, как и ее квартирка. Дусины рисунки она ругала:
– Грошикова, я тебе что велела? Чтобы было красиво! И краски не расплывались! И почему на твоих рисунках сплошные кляксы?
– Это тени. Все предметы отбрасывают тени, – тихим голосом объясняла она.
– Учить ты меня будешь! Переделать!
В ее аттестате красовалась тройка по рисованию. При том, что училась Дуся на «хорошо» и «отлично». Но с учительницей рисования не поладила. В восьмом классе ее поделки стали брать на школьные выставки. Все ходили, дивились:
– А ведь как живые! Ай да Дуся-дурочка!
Мать же сердилась.
– Как не родная. Подкидыш. Одно знает: с глиной возиться. Матери бы помогла! Грядки заросли! Поросята от голода визжат! А она сидит. Я тебе сколько раз говорила: нечего летом дрова жечь, печь топить! Кто ж тебя замуж возьмет, дуреха? Ничего-то ты не умеешь!
Жили не бедно. Хозяйство было большое: две коровы, поросята, куры, кролики. Мясо возили на рынок, туда же по осени половину урожая картофеля. Деньги мать складывала на книжку, на черный день. Дуся постоянно просила краски, потому что они очень уж быстро заканчивались, но ей не покупали. Мать была прижимиста, а отец не смел перечить. Она искала природные красители – румянить щеки своих глиняных друзей. Чтобы ожили. Некоторые поделки были ей особенно дороги, и она старательно прятала их от матери. Та говорила раздраженно и устало:
– Выбрось дурь из головы! На ферму пойдешь работать! Дояркой!
Но дочь настояла на том, чтобы ездить в город, где была десятилетка. Полчаса на рейсовом автобусе туда, полчаса обратно. Зато в новой школе к ней были более снисходительны и уже не звали дурочкой. А одна из ее работ, фигура пионерки, даже украсила актовый зал. Но все сходились на том, что занятие это бесперспективное, и Дусе Грошиковой ни за что не пробиться. Мало ли в Москве таких талантливых! Мать же внушала:
– Иди в веттехникум. Раз аттестат без троек, так и возьмут без экзаменов. Будешь в колхозе уважаемым человеком. Пойдем.
– Куда?
– Корову доить.
– Я ее боюсь!
– Корову!