Современная идиллия. Василий Авенариус
Лизу? Змеин поморщился.
– Да полно вам кокетничать! Кому ж, как не вам, играть с нею в шахматы? Кто, кроме вас, выдержит с этой флегматической докой? Не взыщите за правду. Я не постигаю только, как вы еще не сходите с ума от нее? Совсем один с вами темперамент, точно из одной формы вылиты, а наружность и телеса – в своем роде magnifiques[45].
– Это так, торс славный. Если б и ум ее был вполовину так роскошен…
– А почем вы знаете, каков у нее ум? Исследуйте наперед. Это по вашей части: исследования, анализ, химия!
– К тому же, – подхватил Ластов, – хотя она и из студенток, но, как кажется, не поставляет себе главною целью поимку жениха. Уж одно это должно бы возвысить ее в твоих глазах.
– Знаем мы этих весталок нового покроя! – отвечал Змеин. – Пока не нашлось обожателя, девушке, конечно, ничего не стоит играть неприступную, а попробуй возгореть к ней бескорыстно благородным огнем, сиречь намекни ей про законные узы, – она тут же бросится в объятия к тебе, как мошка в пламя свечи, с риском даже опалить крылья.
– Mais, mon cher ami[46], вы расстраиваете весь наш план. Как же быть нам, если вы отказываетесь от Лизы?
– Да я, пожалуй, сыграю с нею несколько партий в шахматы, чтобы вы с Ластовым могли утолить первый позыв вашей любовной жажды. Но не пеняйте, если я в случае невозможности выдержать, поверну оглобли.
– Можете. Я, со своей стороны, настолько доверяю Лизе, что надеюсь, что она не так-то скоро отпустит вас. Итак, ваш предмет – Лиза? Решено?
– Решено.
– Мой – Наденька, эта также решено. Значит, на твою долю, Ластов, остается одна Моничка, Саломонида, Salome!
– И то хлеб. Ведь ты, Куницын, не воспрещаешь говорить иногда и с твоей красоткой?
– Куда ни шло – можешь.
– И за то спасибо.
– Вы, господа, готовы? – спросил Змеин, перевешивая последние доспехи свои через спинку стула и подлезая под перину.
– Вот уж скоро двадцать лет, – сострил Куницын. Змеин задул свечу.
– Это зачем? – спросил тот. – При свете болтается гораздо веселее.
– То-то вы проболтали бы до зари, а встать надо с петухами. Buona notte[47]!
– Кланяйтесь и благодарите, – отвечал, смеясь, правовед, повторяя любимое, как он заметил, выражение Змеина.
Тем временем в другой комнате гостиницы происходил разговор между девицами, почти тождественный с вышеприведенным.
Липецкие распорядились о ночлеге своевременно, и им отвели два номера в бельэтаже, в две кровати каждый. Моничка и Наденька просились спать вместе; г-жа Липецкая хотела было отказать, но когда и Лиза ввернула свое доброе слово: «Да дайте же им погулять! Не век же пробудем за границей», – она, сообразив, что и вправду резвушки не дадут ей сомкнуть глаз, если она одну из них возьмет к себе, махнула рукой:
– А Бог с вами! Делайте, что хотите.
– Давно бы так! – сказала Моничка. – Надя, allons!
Они порхнули по коридору в свои новые, неоспоримые владения, притворив плотно дверь к владениям
прекрасны
Но, дорогой мой друг
Хорошей ночи