История Рима от основания Города. Тит Ливий
же я хочу поговорить о самом положении отбывающих военную службу; и речь моя, будь она сказана не только перед вами, но и в лагере, будь она поставлена на суд самого войска, могла бы, как я убежден, показаться основательною. Если бы в этой речи мне самому могло и не прийти на ум, чтó сказать, то с меня, во всяком случае, довольно было бы ограничиться только речами противников. Они недавно заявляли, что не следует давать жалованья воинам потому, что оно никогда не давалось. После этого каким же образом они могут теперь негодовать по поводу того, что на тех, кому предоставлена некоторая новая выгода, соответственно ей возлагается и новый труд? Нигде не бывает труда без выгоды, нигде почти не бывает и выгоды без затраты труда. Труд и удовольствие, будучи совершенно непохожими друг на друга по своей природе, связаны, однако, между собою известным естественным соотношением. Тяжело было раньше воину, находясь на своем иждивении, нести труд для государства, и рад он был половину года обрабатывать свое поле, изыскивать средства для содержания себя и семьи в мирное и военное время; рад он теперь, что государственная служба служит ему источником дохода и он получает жалованье с удовольствием; поэтому-то он и должен безропотно сносить несколько более продолжительную отлучку от дома и хозяйства, на котором уже не лежат тяжелые расходы. Разве государство, позвав воина к расчету, не имело бы права ему сказать: “Ты располагаешь годовым жалованьем, поэтому подавай и годовой труд! Или, по-твоему, справедливо получать жалованье полностью за службу лишь полугодичную?” Не хотелось бы мне останавливаться на этой части своей речи, квириты, потому что так должны поступать только те, у кого воины наемные; мы же желаем поступать с вами все равно как с гражданами, но вместе с тем находим справедливым, чтобы и с нами поступали совершенно так, как с отечеством.
Или не следовало вовсе предпринимать войны, или ее надлежит вести согласно с достоинством римского народа и окончить как можно скорее. А окончена она будет в том случае, если мы стесним осажденных, если мы уйдем из-под Вей после осуществления своей надежды, после взятия их. Если, клянусь Геркулесом, нет никакого другого побуждения, то, по крайней мере, одно самолюбие должно было бы обязывать нас к настойчивости. Некогда из-за одной только женщины десять лет осаждала город вся Греция, и притом как далеко от родины, за сколько земель, за сколько морей!
А мы тяготимся выносить осаду всего в течение одного года на расстояние двадцати камней от нашего города, почти в виду его! Это, разумеется, оттого, что повод к войне совсем неважный, что нет никакого достаточного основания для озлобления, пробуждающего нас упорно добиваться цели! Семь раз вейяне возобновляли войну, никогда добросовестно не соблюдали мира, тысячу раз опустошали поля наши, побудили к отпадению от нас фиденян, убили там наших колонистов, были виновниками нечестивого убийства наших послов вопреки праву, хотели поднять против нас всю Этрурию и ныне силятся это сделать, а когда послы наши требовали