История Рима от основания Города. Тит Ливий
римские воины и другой вождь, и решение настоящего боя задерживала только разумная власть одного мужа, который, замедляя войну, ждал случая помочь силе рассудительностью. Тем сильнее наступали враги и не только развертывали строй перед своим лагерем, но выходили на середину равнины и, приближаясь почти к самому неприятельскому валу, надменно величались уверенностью в своей силе. Тяжело было выносить это римским воинам, еще тяжелее военному трибуну, Луцию Фурию, который, будучи стремительным вследствие своей молодости и по характеру, воодушевлен был надеждою толпы, черпающей мужество из самых неверных соображений. Он раздражал и без того уже возбужденных воинов, пытаясь поколебать авторитет товарища единственным возможным для него средством – указанием на его возраст; он говорил, что войны предназначены для юношей, что вместе с телом бодр или немощен дух; из самого храброго воителя он стал медлителем, и тот, который обыкновенно брал лагери и города при первом же натиске, одним своим прибытием, тратит время, сидя за валом; на какое приращение своих сил или убыль неприятельских рассчитывает он? На какой случай, на какой момент, на какое место для того, чтобы сделать засаду, надеется он? Вял и медлителен старец в своих решениях! Но Камилл достаточно пожил и прославился; зачем же позволять, чтобы с телом одного смертного состарились и силы всего государства, которому приличествует бессмертие?
Такими речами он привлек к себе внимание всего лагеря, и, когда со всех сторон требовали битвы, он сказал: «Марк Фурий! Мы не можем сдержать увлечение воинов, и враг, мужество которого мы увеличили своей медлительностью, нападает с совершенно уже невыносимой наглостью; сделай ты один уступку всем и позволь убедить себя для того, чтобы ускорить победу». На это Камилл возразил, что до сих пор во все войны, веденные под его единоличным начальством, ни он сам, ни римский народ не жаловались на его распоряжения или счастье; теперь ему известно, что товарищ равноправен с ним и имеет одинаковую власть, а юношескою бодростью превосходит его; итак, хотя войском он привык повелевать, а не быть в повиновении у него, но парализовать власть товарища он не может. Пусть с помощью богов он делает то, что считает полезным для государства; для себя же он просит снисхождения к своей старости и позволения не быть в первом ряду; но он не уклонится от тех военных обязанностей, исполнение которых возможно для старика. Об одном молит он бессмертных богов, чтобы какой-нибудь случай не оправдал его плана. Но ни люди не послушались благого совета, ни боги не вняли такой смиренной мольбе. Передние ряды войска строил виновник битвы, Камилл позаботился о резервах и поставил крепкий отряд перед лагерем, сам же оставался зрителем на возвышенном месте, внимательно следя за исходом чужого предприятия.
24. Как только при первой стычке зазвучало оружие, враги отступили вследствие коварства, а не из страха. С тыла между строем и лагерем находился отлогий холм; пользуясь многочисленностью войска,