Ситцевая флейта. Светлана Геннадьевна Леонтьева
– зерна и звёзды, и света цистерны.
Так и льётся и льётся рассветом, окраской,
скоро – Пасха.
***
В меня целится – я вижу его! Он притаился! – снайпер!
В его окуляре я: в куртке, джинсах, кроссовках!
В небе – белая птица, наверное, чайка.
Это небо последнее! Но мне как-то неловко
обращаться к нему! Небо – на подстраховках!
Оно было, когда я в него родилась. Здравствуй, мама!
Ты меня ещё держишь своей пуповиной?
Она бело-прозрачная, что амальгама.
Фонтанирует. Вся из тугих парусинов.
И поэтому море вокруг меня плещет.
Это – околоплодные спелые воды.
Мы – рождённые, всё состоим из тех женщин –
журавлино, невинно. О, грех первородный!
Тех, кто были до мамы. Они в наших генах.
И они внутримышечны и внутривенны.
Снайпер! Значит, и в них ты прицелился тоже?
И в ребёнка, который в утробе под кожей,
моего притаился напевного чрева.
Оно рдело! Любило! Желало! И пело
в ночь с любимым! Его помню сильное тело.
Значит, целишься ты и в него? В Русь? И правду?
Поздно, поздно вопить мне: «Не надо! Не надо!»
Пуль разрывы вокруг. Стон. Пожары. Снаряды.
Мне – прожившей полжизни, мне – видевшей небо,
мне – целующей звёзды, их льдистые скрепы
неужель затаиться? И Армагеддоны,
так вопят… Фонтанируют. В Зайцево – храм мой.
Я иду помолиться, прикрыв грудь и лоно.
Моя старая мама, и тётка, и братья
там живут, за чертой. Как прикрыть их синхронно?
Вы там не были!
В каждом кусте и травинке
не цедили вы детство, на этой тропинке
не пасли вы козу, белошерстную Майю!
Хорошо рассуждать про загадочных майя,
про кино, про правителей. Деньги и власти.
Да хоть сердце не застьте! Не рвите на части
про весну ту, что в Крыме. Про Минск. Там Иуда
щёки, спины целует! Война, как простуда
для того, кто поодаль. В глуби. За лесами.
Я иду. Продираюсь. Мне к тётке и маме.
Пробираюсь сквозь время (О, как мне Коньбледно!)
Продираюсь сквозь лемех, орало. Бой длится!
Нескончаемый!
Разве вам тел наших мало,
что зарыты вот в эти поля цветом ситца?
Лязг затвора. Мой снайпер – мой враг. Помолиться
успеваю, пока не нажал на курок он.
…А малыш, что во мне, мог бы радостно чмокать,
в колыбельке лежать мог бы он краснощёко,
потаённо, глубинно, тепло, светлооко!
Богатырь мой вселенский. Он смог бы. Он смог бы
защитить нашу землю. И небо. И птицу!
***
Одина мёд. Где такие росли бы цветы?
Они вне времён. Они – голубь почтовый. Лети!
Когда между злом и добром прогорели мосты.
Ползти бы к добру. Прожигаясь добром до кости.
Добром гасить ад. Выплетая добро из высот.
Добром чьи-то слёзы унять: сцеловать со щеки.
А, хочешь, я выношу сына? Не надо аборт.
Всех