Египетский дом. Алла Дубровская
спектакля. В дверь жилконторы, заметно шатаясь, ввалился один из обещанных после обеда кровельщиков.
– Ну, я это… Павловна, принял немного, но работать могу хоть сразу…
– Я тебе, бля, дам «хоть сразу»! И думать забудь! На крыше в таком виде делать нечего. Скатишься вмиг – и пи*ец котенку. Я в тюрьму из–за тебя, Сережа, идти не хочу.
– Дык мне теперь куда? – не найдя опоры, кровельщик со всего маху сел мимо стула. Отдав последние силы и даже не пытаясь подняться, он растянулся на полу.
– Девки, как бы он нам тут не нассал, – забеспокоилась Леля. – Ольга Павловна, куда его?
– Я знаю? Звони участковому.
Участкового Костырко на месте не оказалось.
– Так, а второй–то где? – Женечка вдруг вспомнила, что кровельщикам разрешалось работать только парами.
– Где? – сверкнула накрашенными глазами Жази. – Тебе сказать, или сама догадаешься?
Догадка не стоила больших усилий, поскольку технику–смот рителю Игнатовой уже не раз доводилось слышать исчерпывающе краткий ответ на этот, можно сказать, риторический вопрос. Похоже, что второй кровельщик был именно там.
Ситуацию спасли вовремя подоспевшие водопроводчики. Серегу подняли и увели.
Наказание в виде стояния на панели перед металлическими скособоченными оградками, охраняющими пешеходов от падающих сверху льдин, отменялось.
А между тем короткий декабрьский день, перевалив за середину, стремительно подходил к концу. На автобусной остановке снова затолпились люди, спешащие пораньше добраться домой. Уже после обеда стало смеркаться. То там, то здесь зажглись окна. Квадраты света легли на кашеобразную грязь, покрывающую тротуары. В конце рабочего дня раскрылись массивные дубовые двери гранитного куба на Литейном, 4. Поток людей с дипломатами устремился в арку проходного двора на Каляева. Близость зловещего места не сказывалась на усердии дворников. Растаптывая чавкающую под ногами кашу, деловые люди спешили пересечь загаженный двор и слиться с толпой, направляющейся к метро «Чернышевская».
В жилконторе на вечерний прием к паспортисткам выстроилась терпеливая очередь. Ольга Павловна открыла заветный сейф, где между импортной косметикой и банками дефицитного кофе хранилась доверенная ей печать, и уселась в своем кабинете заверять всевозможные справки. Техники–смотрители разбежались по домам.
История жизни Женечки Игнатовой началась двадцать один год назад за тысячи километров от ее служебной комнаты в коммуналке на улице Чайковского. Невидимый учитель географии скользит указкой по глянцевой поверхности карты вправо. Где–то за голубым полумесяцем самого глубокого в мире озера указка натыкается на смешное слово «Чита», вписанное в метрику Евгении Львовны Игнатовой как место рождения.
«Нет–нет. Чита была в нескольких километрах от нашего военного городка. В роддом меня отвезли на газике прямо из барака».
Воображение Женечки рисовало взволнованного лейтенанта, гонящего