«Всё с вами, но не ваш». Избранное. Леонид Завальнюк
слоя речи не возникало. Наиболее известным был «лубок», но и он пользовался дурной славой, относился к сфере интересов «черни». Только сейчас положение начинает меняться. По словам специалиста, «вопрос о существовании в художественной культуре, по крайней мере Нового и Новейшего времени, наряду с учёно-артистическим профессионализмом и фольклором, особого – третьего пласта, обладающего собственной эстетикой и нуждающегося в специальном изучении, по существу, достаточно нов как для фольклористов, так и для тех, кто изучает профессиональную литературу, музыку, театр и т. д.»15. Для «изучающих профессиональную литературу» полезно было бы взглянуть на поэзию Державина с точки зрения влияния на неё языка «третьей культуры». Тогда не пришлось бы втискивать «на три четверти свинцового» Державина в рамки «тяготения к реализму». А «эстетическую совесть» перестала бы смущать необыкновенная популярность басен Сумарокова.
Оба поэта XVIII века – современники Сковороды. На Украине Сковорода был широко известен как бродячий народный мудрец – «старчик». У них, у старчиков, черпал живую воду Завальнюк:
И вспоминаю сединою убелённых
Глубоких старцев, что прошли сквозь жизнь мою.
Как лебедей таинственную стаю,
Чудачества их милые листаю
И дань души им молча отдаю.
Взаимный свет, проливаемый выделяемыми нами поэтами друг на друга, вынуждает подозревать, что основа сходства «лиц» этих разных индивидуальностей заключена в самой «третьей культуре». Как заметил Заболоцкий, «Земля ласкает детище своё». Но главное, что мы видим в них, поэтически выразил не он, а Завальнюк, давший свою версию Прометея:
Он смерть попрал, не соблюдая правил,
Небесных уложений и законов.
И был за это сам к скале прикован,
И мясом стал для пропитания орла.
О, сколько птичьей падали вокруг!
Орлы сдыхали, падая как мухи.
А он был жив, терпя большие муки,
Как всякий, кто судьбу
Взял в собственные руки
И в ком небесный пламень
Не потух!
Вот оно, то главное, что мы искали: «судьбу взял в собственные руки».
«Небесный пламень» хорошо знаком «верхней культуре», а вот людей, «взявших судьбу в собственные руки», и там не много. Понятие о таком человеке веками формировалось в Европе и получило название «личности». Для русского люда, коллективистского (общинного, соборного) по ментальности, это понятие чужеродно. Личность (не вдаваясь в тонкости) – это человек, отвечающий за свои действия только перед собой, перед своим, свободно избранным, внутренним законом. Допустить в низовой среде существование личности не было никакой возможности. Но туда, вглубь специфики русской ментальности, уходят корни «правды», выглядящей одиозно в поэзии Державина и Завальнюка. «Правда» понятнее русскому подсознанию, чем «закон» и «свобода», на которых взросло понятие европейской личности. «Правду» видит Бог, «закон» творится людьми. Вопрос