Ахматова, то есть Россия. Анна Пивковская
уехала из России, чтобы получить литературные награды, собрать дань уважения и принять почести. Из окон поезда, едущего из Рима в Таормину, ей было видно, как волны Тирренского моря разбиваются о скалы. Ехала поездом, так как не выносила самолетов. Этот морской вид после постоянно меняющегося любимого Петербурга должен был ей показаться чем – то действительно постоянным, почти вечным. «Много ли зим перед нами, а может, зимою последней бросается море Тиррен на упрямые скалы?» – спрашивал за 2000 лет до этого Гораций. Ахматова хорошо знала в оригинале Горация, Петрарку и всю европейскую литературу. В своей поэзии она задавала те же вопросы, что и они, и всегда говорила о Горации, Данте или Петрарке как о друзьях, которые никогда не подведут, не бросят, не предадут, не будут замучены системой, ибо, к счастью для нее и для них, они уже переплыли на другой берег Леты.
Тогда, едучи на Сицилию, Ахматова была в Италии уже не впервые. Как и в молодости, она еще раз посетила Рим, а год спустя – Англию и Париж. Из Рима послала открытку с видом Испанской лестницы молодому поэту, своему секретарю Анатолию Найману. Написала ему: «Вот он каков – этот Рим. Такой и даже лучше. Совсем тепло. Подъезжали сквозь ослепительную розово – алую осень, а за Минском плясали метели…»
Спутницей Анны была Ирина Пунина, дочь ее третьего мужа Николая Пунина и Анны Аренс. 10 декабря 1964 года они добрались до Сицилии; после долгого и утомительного путешествия поездом, а затем кораблем, остановились в старом монастыре. Во дворе цвели разнообразные цветы и апельсиновые деревья, пели птицы. 13 декабря поэтесса получила литературную премию, присужденную ей Европейским Сообществом писателей (Comunitá Europea degli Scrittori).
Перед выездом в Италию она ждала несколько месяцев выдачи паспорта и других проездных документов. Нервничала, а, возможно, только удивлялась: «Они что, думают, что я не вернусь? Что я для того здесь осталась, когда все уезжали, для того прожила на этой земле всю – и такую – жизнь, чтобы сейчас все менять!»
Торжество происходило в Катании. Ахматова читала свои стихи характерным для себя способом: глубоким голосом, почти без интонаций. Великолепная, харизматичная. И измученная.
Потом Арсений Тарковский и Александр Твардовский читали посвященные ей стихи, а затем гостям показали последний фильм Пазолини «Евангелие от святого Матфея». Ахматова ценила Пазолини и любила кино. Особенно близок ей был Чарли Чаплин, она ценила его чувство юмора. В отеле «Эксельсиор», где они остановились, она до поздней ночи угощала гостей привезенными из России икрой, черным хлебом и водкой. А пить, говорят, она умела, как мало кто. Принимала также поздравления и выражения благодарности свободного мира – депеши и телефоны. Любопытно, что она думала, читая поздравления Сартра и Симоны де Бовуар, для которых еще недавно синонимом «деятельного интеллектуала» был интеллигент, безоговорочно поддерживающий коммунизм в его советском издании.
В 1965 году она снова выехала за границу. На этот раз ее сопровождала внучка Николая Пунина,