Очерк догматики. Лекции, прочитанные в Университете Бонна в летний семестр 1946 года. Карл Барт
Вера дает нам свободу публично и ответственно представлять наше доверие и наше познание на языке церкви. Что это означает? Сообщество преданных Богу во все времена имело свой собственный язык. Это так, и ничего здесь не изменишь. У него своя история в истории, свой особый путь. Исповедуя, оно говорит, соотносясь с этой своей особой историей. Сообщество существует в совершенно особых конкретных исторических обстоятельствах, которые всегда формировали и будут формировать его язык.
Язык веры, язык публичной ответственности, на котором мы как христиане говорим, этот язык совершенно неизбежно будет и языком Библии, еврейской и греческой Библии, а также языком ее переводов и языком христианской традиции. Этот язык предстает в формах мыслей, понятий и идей, с помощью которых христианская церковь на протяжении веков приобретала, отстаивала и разъясняла свое знание. Существует специфический церковный язык. Все это в порядке вещей. Назовем его известным именем – «языком Ханаана». И когда христианин исповедует свою веру, когда мы желаем, чтобы сиял озаривший нас изнутри свет, никто из нас не сможет и не посмеет обойтись без этого своего языка.
Когда дела христианской веры, когда наше доверие к Богу находят четкое выражение, предстают, можно так сказать, в своей подлинности – а всегда крайне необходимо, чтобы в целях ясности все обстояло именно таким образом, – тогда неизбежно зазвучит язык Ханаана во всей своей неустрашимой мужественности. Ведь только этот язык позволяет непосредственно и сразу внести ясность в случае необходимости, указать путь и высказать утешительное предупреждение.
Можно представить человека, который, желая быть чрезвычайно деликатным и чрезвычайно обходительным со своей душой, считая свою веру настолько глубокой и внутренней, считал бы, что не следует произносить устами слова Библии, произносить имя Бога, не говоря уже об имени Христа или о крови Иисуса Христа, а также об имени Святого Духа. Такому человеку я бы сказал: «Дорогой друг, вполне возможно, что ты очень углубленный в свое сокровенное человек, однако постарайся с честью, ответственно и публично представлять свою веру. Ведь не должна же твоя мнимая робость быть боязнью выйти за пределы сферы приватности, ни к чему тебя не обязывающей? Спроси себя самого об этом?»
Совершенно очевидно, что там, где христианская церковь не отваживается исповедовать на своем языке, там она вообще не исповедует. Она становится сообществом молчаливых. Там, где веруют, там возникает настоятельный вопрос о том, говорят ли здесь радостно и спокойно, именно так, как говорит Библия и как в древние и в новые времена говорила и должна говорить церковь. Там, где вера будет стремиться предстать в своей свободе и радости, там хвала Богу будет запеваться и петься на этом языке.
2. Однако все это еще не есть свидетельство во всей его полноте. Понятие исповедания во всем своем объеме включает и другие моменты. Следует остерегаться представления о том, что исповедание – это такое дело веры,