Рождение человечества. Начало человеческой истории как предмет социально-философского исследования. Виталий Глущенко
Этот механизм – суггестия. Находясь в основе человеческой речи, психики и социальности, суггестия примечательна своего рода синкретизмом объективного и субъективного. С одной стороны – это внушение посредством знака биологически неадекватного поведения (нет необходимости внушать то, что и так диктуется рефлексами). С другой – это ощущение «мы», самоутверждение себя общностью посредством «первоэмоции», которую можно характеризовать как «абсолютное доверие», «вера». Две стороны суггестии невозможны одна без другой и необходимо дополняют друг друга. В связи с этим абсолютно неправомерны представления о каком-то «суггесторе» – индивидуальном субъекте суггестии: нет, не один индивид внушает другому, а сама общность, возникая в отношениях и через это ощущениях индивидов, внушает им необходимое для сохранения себя поведение. Характерные особенности этих отношений мы попытаемся выяснить во второй части исследования, здесь же лишь подчеркнем крайне важный для понимания предмета нашего исследования момент: субъект суггестии – общность.
Интердикция и суггестия вместе представляют собой две стадии в развитии инфлюации – прямого неконтактного воздействия на поведение. Но если интердикция полностью укладывается в биологическое поведение, то суггестия так же полностью лежит за его пределами. Качественный переход от интердикции к суггестии – первая инверсия, раскрытие которой составляет фабулу книги «О начале человеческой истории», – оказался таким образом в пределах одного явления, что дало возможность его научного описания. Замечательный пример диалектики прерывности и непрерывности!
Но первобытный человек – абсолютно несвободный – представляет собой качественную противоположность не только для животного троглодита, но и для современного человека, который если и не завоевал еще себе абсолютной свободы, тем не менее уже полагает ее для себя абсолютной ценностью. И если выделение человека из троглодитид – первая инверсия, то вся история человечества – вторая инверсия, качественный скачок не меньшего масштаба. Установление первой инверсии определяет точку старта, но вместе с ней и общий вектор человеческого развития: история человечества есть отрицание в разных формах и с переменным успехом первобытной суггестии92.
Поршнев определяет два очевидных признака Homo sapiens, которые в ходе исторического развития шаг за шагом переходят в свою противоположность: во-первых, это систематическое взаимное внутривидовое умерщвление; во-вторых, это способность к абсурду93. Оба эти признака совершенно нехарактерны для животного мира, являя собой исключительный продукт дивергенции неоантропа и палеоантропа – результат их отношений в эпоху дивергенции. Таким образом в научный оборот вводится представление палеоантропа как «античеловека», отталкиваясь от которого устанавливались границы человеческого. При этом человечество несет отпечаток античеловеческого в себе и лишь в результате второй инверсии