Хранители времени: как мир стал одержим временем. Саймон Гарфилд
сное. Может, барабульку.
У нас был тяжелый год, и теперь мы в отпуске. Пообедав, мы неспешно направляемся в сторону рыбака. Он немного говорит по-английски. Он показывает свой улов – не очень богатый пока, но рыбак не теряет надежды. Поскольку нам кое-что известно о рыбалке, мы замечаем, что он мог бы перебраться вон к тем скалам неподалеку, на более глубокое место по сравнению с тем, где сидит сейчас на своем складном стульчике. Там, вероятно, больше шансов быстрее наловить рыбы.
– А зачем? – спрашивает он.
Мы говорим, что если он быстрее наловит много рыбы, то ему хватит не только на ужин, но останется кое-что и для продажи на местном рынке, а в результате можно будет купить себе удочку получше и новый ящик со льдом для хранения улова.
– А зачем?
– Так ты сможешь быстрее ловить больше рыбы, продавать ее, быстро заработать деньги, чтобы купить лодку, а это даст возможность выходить в море и ловить еще больше рыбы за то же время, ловить сетью, как на рыболовных траулерах. На самом деле ты сможешь приобрести собственный траулер, и люди станут называть тебя капитаном.
– А зачем? – повторяет он упрямо и раздражающе.
Мы живем в современном мире, где ценятся амбиции и расторопность, поэтому, пытаясь скрыть нетерпение, продолжаем настаивать на своей идее.
– Если у тебя будет траулер, ты будешь добывать такие уловы, что станешь королем рынка, сможешь диктовать свои цены, покупать новые суда, нанимать работников, а потом, реализуя заветную мечту, пораньше отойдешь от дел и сможешь спокойно сидеть на бережку и ловить рыбку.
– Примерно так, как сейчас?
А теперь вкратце коснемся истории Уильяма Стрейчи. Стрейчи родился в 1819 году и со школьных лет мечтал поступить на государственную службу. В середине 1840-х годов он уже был сотрудником Министерства колоний в Калькутте. Там у него сложилось убеждение, что у индийцев, и у жителей Калькутты в особенности, самые точные часы (лучшие часы в Индии в то время, скорее всего, были английскими, но это неважно). Через пять лет, вернувшись в Англию, он решил продолжать жить по калькуттскому времени: смелый поступок, поскольку оно опережало лондонское на пять с половиной часов.
Уильям Стрейчи был дядюшкой Литтона Стрейчи, известного писателя, литературного критика и биографа викторианской эпохи. Майкл Холройд, биограф самого Литтона, отмечал, что Уильям был одним из самых эксцентричных представителей семейства, а это кое о чем говорит, учитывая характерную причудливость поведения всего клана Стрейчи[1].
Уильям Стрейчи дожил почти до 85 лет, более полувека живя в Англии по калькуттскому времени. То есть завтракал он во время вечернего чая, обед при свечах проходил ночью; ему приходилось производить сложные вычисления, когда дело касалось расписания поездов и прочих повседневных забот, типа посещения магазинов и банков. Но в 1884 году все стало еще сложнее, поскольку в Калькутте перевели стрелки часов на 24 минуты вперед относительно большей части Индии, и сутки Стрейчи стали начинаться на 5 часов 54 минуты раньше, чем в Лондоне. Иногда было просто невозможно понять, когда для него очень-очень рано, а когда – очень-очень поздно.
Большинство друзей Стрейчи (впрочем, друзей было не так много), привыкли к его причудам, но самое суровое испытание терпению семьи он подкинул в 1867 году, приобретя на Всемирной выставке в Париже механическую кровать. К кровати прилагался часовой механизм, настроенный так, что в назначенное время будил владельца путем переворачивания кровати. Стрейчи разместил кровать так, чтобы при переворачивании вываливаться непосредственно в ванну. Он все хорошо спланировал, но в первый же раз, когда оказался таким образом в воде, пришел в ярость и расколошматил часы, чтобы такого пробуждения больше не повторялось. По словам Холройда, последние годы жизни Уильям Стрейчи проходил в галошах, а перед смертью завещал племяннику значительный ассортимент цветного нижнего белья.
Между умиротворенностью рыбака и безумством Стрейчи располагается жизнь каждого из нас, полная компромиссов. Что нам больше нравится – жить по часам или как тот рыбак? Пожалуй, и то, и другое. Мы можем завидовать беззаботному существованию, но у нас нет времени, чтобы жить долго именно таким образом. Нам хочется, чтобы в сутках было больше часов, но мы боимся растратить их впустую. Мы работаем непрерывно, чтобы со временем работать меньше. Мы изобрели «личное время», чтобы отличать его от остального времени. Мы кладем часы в изголовье кровати, но потом нам больше всего хочется раздавить их.
Время, когда-то пассивное, стало агрессивным. Оно определяет нашу жизнь таким образом, что первым часовых дел мастерам это показалось бы невыносимым. Мы считаем, что время убегает от нас. Технологии ускоряют жизнь, а поскольку мы уверены, что в будущем все должно быть быстрее, современные скорости нас уже не устраивают. Разница во времени, которая имела такое большое значение для Уильяма Стрейчи, при наличии интернета превратилась практически в анахронизм. Но самое странное заключается вот в чем: часовые мастера прошлого, если бы могли, напомнили бы нам, что маятники качаются с прежней скоростью,
Другой дядя Литтона Стрейчи, дядюшка Бартл, написал необычную книгу, необычную, по крайней мере, для того времени – об орхидеях Бирмы. А жена дядюшки Тревора тетушка Клементина при каждом посещении дома Литтона в Ланкастер Гейт делала чапати (индийские лепешки) на ковре в гостиной. Один из детей Тревора и Клементины погиб, обнимая медведя.