Старый Валаам. Иван Шмелев
а мы – «ветром подбиты», как назвала нас на пароходе одна пожилая женщина, питерская, сказавшая про себя: «У меня сынки по торговой части, большая у нас рыбная лавка в Апраксином». И определила метко: поклажи у нас только чемоданчик, и одеты мы налегке, словно вышли «пройтись для воздуха». Жена, девочка совсем, в летней шляпке с вишенками и в «живой» тальмочке, по локоть, модной: тальмочка в круглых дырках, и через эти дырки сквозит серебристая подкладка. Я одет несколько солидней, в студенческом кителе, шинель внакидку, фуражка на ухо. Выехали из Москвы в жаркую погоду, а тут, на озере-море, «на севере», вдруг завернули холода. Женщина нас жалела: «Да как же это вас так пустили! У нас тут, милые, в августе и снежок бывает… ишь вы какие несмысленные». И всю дорогу укутывала жену платком.
Встречные богомольцы смотрят во все глаза, кажется, говорят: «Богомольцы, тоже… гулять приехали!» Я думаю смущенно: и монашенок не отвечает, и уши у него краснеют – от непристойности.
Подъезжаем к белой величественной гостинице. На ее вышке, в «гнезде», написана икона валаамских чудотворцев, преподобных Сергия и Германа. Преподобные стоят в золотых венчиках и держат свитки с Писанием. Юные глаза остро видят, и мы читаем: на левом свитке – «Братие, покоряйтеся благоверному царю…», а на правом, у преп. Германа, – «Три-Солнечный свет Правосла…» У ног Преподобных – озеро; над ними, в лазурном небе, – Преображение; за ними – между ними – белая Валаамская обитель, пониже их.
На широком каменном крыльце встречают несколько человек гостиных служек, в белобумажных подрясниках, стянутых кожаными поясами, и во главе их коренастый низенький старичок в потертой камилавке, испытующе вглядывается в нас: видно – не ожидал таких. Это «хозяин» гостиницы, о. Антипа. Взгляд его серых глаз смущает: я вспоминаю, как та женщина опасливо говорила нам: «Вот и Бог соединил, а как бы не разлучили вас! Вас в одну келейку, а супружечку в другую. Лет тридцать тому были мы тут с покойным мужем, нас разлучили… такой уставный закон у них, старца Назария, Саровского, очень строго». Жена измучена морской болезнью, я тоже едва держусь, как же ее оставить? Это меня пугает, и я даю слово, если это случится – с первым же отсюда пароходом!
– Благослови, Господи, доброе пребывание… Дело хорошее, Преподобные радуются на вас… – ласково, но с сомнением встречает о. Антипа, а глаза смотрят строго. – Из Питера изволите?..
Взгляд испытующий. Я ожидаю в тревоге, что «разлучит». Почтительно ожидают служки.
– Нет, из Москвы… – отвечаю я и вижу общее удивление.
– Из Мо-сквы-ы?! – с сомнением говорит о. Антипа. – Сда-лё-ка вы… – в голосе нерешительное что-то.
Надо сказать, что московские богомольцы на Валааме редки; большинство – питерцы, псковичи, новгородцы, олончане, финны. А теперь – какие?..
Ответ не удовлетворяет мудрого о. Антипу. Пронизывая взглядом, он задает «роковой» вопрос:
– Вы кто же… братец и сестрица?..
– Нет, муж и жена!
Мой,