Век-волкодав. Андрей Валентинов
сам Лев Борисович… Думал, крутил рисунок в руках, дымил «Марсом». Все было не так, все казалось неправильным. Сталин и Ким Петрович – снова друзья-товарищи? Когда только помириться успели? И на чем, на трупе Троцкого? И что это за бритый самозванец? Николай Лунин обращался к нему, к Москвину![4] А сам Лунин-младший хорош, в принципиальность играет, фракции громит, а в кармане трубку-пароль носит!
Про Агасфера бывший старший оперуполномоченный решил пока не думать. Начальство сказало «умер» – значит, умер, примем как данность, подошьем в делу, а на полях поставим маленький-маленький вопросительный знак.
Листок с рисунком Леонид сжег в пепельнице. Спрятал пачку «Марса» в карман, достал из ящика стола кисет с табаком, раскурил трубку.
«Ой, начальничек, начальничек, отпусти на волю!»
Командировка в Париж была намечена на начало февраля. Оставалось решить самый простой вопрос:
Стоит ли возвращаться?
3.
Ларек оказался самым обычным, деревянным, в зеленой краске. На крыше снег, под крышей – сосульки. Слева над окошком номер на крашенной жести: «22/5». Все, как на схеме, не ошибешься. Сбоку – бумажка с кривыми буквами «Сахарина нет!», рядом с нею еще одна, типографская, с рекламой Моссельпрома. На окошке – ставень, прикрыт неплотно, щель видна.
Зотова оглянулась. Центральный рынок работал, но народу мало, и ларьки открыты хорошо если через один. Удивляться нечему: патрули на улицах, пригородные поезда отменены, перекрыт весь центр. Не каждый день Льва Революции хоронят!
Ольга, легко тряхнув портфелем, еще раз вспомнила, чему ее наставляли. Ох, уже эти нэпманы-совбуры! Ох, буржуины!.. Подошла ближе, легко ударила костяшками пальцев в дерево ставня.
– Эй, хозяева, ау! Хозяева!..
Хотя еще постучать, уже в полную силу, но ставень уже поднимали.
– Вам что, гражданка? Мы уже закрыты…
Женщина – ни молодая, ни старая, в самой серединке. Лицо круглое, в уголках бесцветных губ морщинки, белый пуховой платок на голове. Вроде и не довольна, что потревожили, а улыбается. Улыбка, между прочим, приятная.
– Здравствуйте! – бывший замкомэск улыбнулась в ответ. – Мне гражданку Красноштанову. От гражданина Федорова я, по делу.
Кажется, не перепутала, все правильно сказала. Красноштанова… Каково это – с такой фамилией жить?
– От Федорова? – женщина вновь улыбнулась, – Очень приятно. Вы заходите, дверь слева, я сейчас отопру.
Зотова кивнула, хотела усмехнуться в ответ… Замерла – на взгляд чужой наткнулась. Словно ударили ее сквозь разрисованную личину заточенным до игольной остроты штыком. Привычен был взгляд, не нов. Сколько раз смотрели так на нее, на командира Рабочей и Крестьянской, чужие глаза. Взгляд-удар, взгляд-выстрел…
…Конский топот, конский храп.
– Вперед, вперед, вперед! Полевой галоп! Руби гадов, руби!..
Эскадроны заходят во фланг. Амба врангелевской пехтуре! Три конных дивизии – локоть к локтю, так, что конским бокам тесно – тяжелым колуном рушатся на врага. Не сдержать лихого удара,
Автор не стал бы путать уважаемых читателей, вводя персонажей с одинаковыми фамилиями и псевдонимами. Однако такова была тогдашняя реальность. «Москвиных» в советском руководстве, в том числе в ЦК и в руководстве Коминтерна, было несколько, псевдоним пользовался большой популярностью до конца 1930-х годов.