Избранные стихотворения. Тимур Кибиров
в здании школы с отдельным
входом, и трубы совхозной котельной
в синем окне. И на стенке чеканка
с витязем в шкуре тигровой. Смуглянкой
Зоя была и, когда целовала,
что-то всегда про себя бормотала.
Сын ее в синей матроске на фото
мне улыбался в обнимку с уродом
плюшевым. Звали сыночка Борисом.
Муж ее, Русик, был в армию призван
маршалом Гречко… Мое ты сердечко!
Как ты стояла на низком крылечке,
в дали вечерние жадно глядела
в сторону клуба. Лишь на две недели
я задержался. Ах, Зоинька, Зоя,
где они, Господи, годы застоя?
Где ты? Ночною порою собаки
лай затевали. Ругались со смаком
механизаторы вечером теплым,
глядя в твои освещенные стекла.
Мы целовались. И ты засыпала
в норке под ватным своим одеялом.
Мы целовались. Об этом проведав,
бил меня, Господи, Русик Ахвердов!
Бил в умывалке и бил в коридоре
с чистой слезою в пылающем взоре,
бил меня в тихой весенней общаге.
В окнах открытых небесная влага
шумно в листву упадала и пела!
Солнце и ливень, и все пролетело!
Мы оглянуться еще не успели.
Влага небесная пела и пела!
Солнце, и ливень, и мокрые кроны,
клены да липы в окне растворенном!
Юность, ах, боже мой, что же ты, Зоя?
Годы застоя, ах, годы застоя,
влага небесная, дембельский май.
Русик, прости меня, Русик, прощай.
Романсы Черемушкинского района
Под пение сестер Лисициан
на во́лнах «Маяка» мы закрываем
дверь в комнату твою и приступаем
под пение сестер Лисициан.
Соседи за стеною, а диван
скрипит как черт, скрипит как угорелый.
Мы тыкались друг в дружку неумело
под пение сестер Лисициан.
9-й «А». И я от счастья пьян,
хоть ничего у нас не получилось,
а ты боялась так и торопилась
под пение сестер Лисициан.
Когда я ухожу, сосед-болван
выходит в коридор и наблюдает.
Рука никак в рукав не попадает
под пение сестер Лисициан.
Лифт проехал за стенкою где-то.
В синих сумерках белая кожа.
Размножаться – плохая примета.
Я в тебя никогда… Ну так что же?
Ничего же практически нету —
ни любови, ни смысла, ни страха.
Только отсвет на синем паркете
букв неоновых универмага.
Вот и стали мы на год взрослее.
Мне за тридцать. Тебе и подавно.
В синих сумерках кожа белеет.
Не зажечь нам торшер неисправный.
В синих сумерках – белая кожа
в тех местах, что от солнышка скрыты,
и едва различим и тревожен
шрам от детского аппендицита.
И