Лев Толстой. Драма и величие любви. Опыт метафизической биографии. Игорь Борисович Мардов
Разрешение этого противоречия – в понимании того, кто есть человек и зачем он живет в этом мире.
И личная духовная жизнь решает вопрос спасения, но не спасение от Ада, а спасение от исчезновения духовной личности, если таковая родилась в человеке.
Человек, учит Толстой в «Христианском учении», «ни зверь, ни ангел, но ангел, рождающийся из зверя – духовное существо, рождающееся из животного. И все наше пребывание в этом мире есть не что иное, как это рождение» (39.123).
Когда Толстой толкует о рождении духовного существа, то он имеет в виду не акт рождения, а процесс рождения, «рожание», как он говорил. Назначение человека, его задание на жизнь и смысл его жизни – рожать «новое духовное существо». Толстовское учение личной духовной жизни есть учение об этом рожании и во благо дела его. В этом смысле Толстой переосмысливает евангельские слова: «Должно нам родиться снова». Вся человеческая жизнь представлялась Толстому как трудный, мучительный процесс родов, как родовой процесс.
К 1888 году субъект всечеловеческой духовной жизни, Сын человеческий, окончательно заменен в жизневоззрении Толстого на субъект личной духовной жизни, на «Бога своего».[50] Он и есть рождающееся в человеке духовное существо. «Сказано люби Бога твоего. Мой тот, который во мне» (50.295). Библейскую заповедь о любви к Богу «всем сердцем твоим, и всей душою твоею и всеми силами твоими» (Втор. 6:5) Толстой в конце 80-х годов стал понимать «как закон к Богу моему, к тому, что во мне Божественно» (64.287).
Назначение и задача человека – быть в процессе «рожания» Бога своего – «той вечной сущности, живущей в человеке», для которой «нет и не может быть смерти». «Бога своего» человек непосредственно познает «своим сознанием в самом себе». «Царство Божие внутрь вас есть» (28.293), – завершал Толстой одну из главных своих книг, указывая этими словами на направление течения и цель личной одухотворенности.
Всякое религиозно-нравственное учение выставляет в качестве образца некоторое высшее состояние души и учит достижению его. Это может быть то или иное состояние святости, праведности, просветленности, веронаполненности и прочее. Достоинство человека внутри религиозной сплоченности определяется по достигнутой им ступени на пути к заданному совершенству. Чем выше ступень, тем выше достоинство человека. По «новому жизнепониманию», это совсем не так.
«Большее или меньшее благо человека зависит по этому учению не от той степени совершенства, до которого он достигает, а от большего или меньшего ускорения движения» (28.41), то есть ускорение духовного роста. По этому «странному, не похожему ни на какое из прежних новому учению», важна сама по себе скорость духовного роста, нацеленного не на «большое», не на состояние, а на «всё большее и большее», на ускорение движения, ибо только «ускорение движения к совершенству» дает человеку «увеличение жизни». Рост жизни, писал Толстой, есть «наше единственное и неотъемлемое богатство, приобретенное жизнью» (65.168).
Динамика
«Во мне, я чувствую, вырастает новая основа жизни, – пишет Толстой в октябре 1889 года, – не вырастает, а выделяется, высвобождается из своих покровов, новая основа, которая заменит, включив в себя стремление к благу людей, так же как стремление к благу людей включило в себя стремление к благу личному. Эта основа есть служение Богу, исполнение Его Воли по отношению к той Его сущности, которая поручена мне. – Не само совершенствование, нет. Это было прежде и включает любовь к личности; это другое» (50.171).