Любовь и ненависть в Корнеллском университете. Лейла Хугаева

      Я вспомнила, с каким отвращением Гюнтер говорил о Гегеле как о бездарном болтуне, который «придумал отмазку для всех дураков, у которых проблемы с логикой». Мне стало смешно.

      – Послушай, я больше не буду с тобой церемониться. Мне надоел этот цирк. Вот прочти статью, которую настрочил один из твоих друзей, сынок той припадошной английской лекторши, у которой ты нахваталась этого бреда о реализме. «Культ Набокова и русская литература». Это ответ нам на запущенную рекламную компанию о неделе Набокова в университете. Мне надо, чтобы ты ответила этим красным идиотам так, чтобы мне понравилось. Ты ведь уже приблизительно разбираешься в моих вкусах?

      – А что будет, если я откажусь?

      – Тогда мы перейдем от теории к практике. Если я не могу убедить тебя в теории, у меня очень много возможностей убедить тебя на практике. – он разразился глубоким хохотом, довольный своей остротой. – Игры кончились. Вспомни кто ты, и кто я.

      – Кто же? – я хотела разозлиться, но вместо этого почувствовала, как холодные щупальца страха сжимают мне горло. Теперь маски сброшены, он прямо говорит мне о том, о чем до сих пор говорил лишь намеками. – Черепа с большими пистолетами?

      – Да, именно так. – усмехнулся он в ответ. Я понимала что он хочет использовать фильм чтобы запугать, но не чувствовала себя способной провести четкую границу между вымыслом в фильме и тем, что эти люди представляли собой в реальной жизни. Особенно в отношении таких немощных эмигрантов каким была я. – И с друзьями твоими с удовольствием поболтаем. – продолжал он веселится. – Наконец станем одной большой семьей.

      – Вот ты одновременно стал..набоковцем… и садистом. – засмеялась я беззвучно. – У тебя есть лекции Набокова?

      – Да, на полке. Сразу после Айн Рэнд.

      Он бросил мне газету со статьей Ричарда и пошел к выходу.

      – Будь умницей. Противостояние левых и правых, – услышала я его хохот уже на лестнице.

      Я взяла газету и прочла статью.