Закатные гарики. Вечерний звон (сборник). Игорь Губерман

      Мы эпоху несли на плечах,

      и была нам не в тягость обуза,

      но, по счастью, увял и зачах

      пыл пустого таскания груза.

      Кто без страха

      с реальностью дружит,

      тот о ней достовернее судит:

      раньше было значительно хуже,

      но значительно лучше, чем будет.

      Томит бессонница. Уснуть бы

      и до утра не просыпаться;

      а мирового духа судьбы —

      мне вовсе по хую, признаться.

      Порою мне ужасно жалко,

      что льется мимо звон монет;

      есть ум, энергия, смекалка,

      но между ними связи нет.

      На кривой не объедешь кобыле

      некий дух, что везде неспроста:

      есть поэзия – музы там были,

      но интимные мыли места.

      После юных творческих метаний

      денежным тузом бедняга стал:

      призраки несбывшихся мечтаний

      часто воплощаются в металл.

      Ясен дух мой,

      и радость чиста,

      снова жить я хочу и готов,

      если текст мой

      выходит в места,

      где чужих я не вижу следов.

      Книжек ветхих

      любезно мне чтение,

      шел по жизни

      путем я проторенным,

      даже девкам весь век предпочтение

      отдавал я уже откупоренным.

      Творцы различаются

      в мире растленном

      не только душевным накалом,

      но службой убийцам,

      но службой гиенам,

      а те, кто помельче, – шакалам.

      К любому подлому подвоху

      идя с раскрытыми глазами,

      Россия в новую эпоху

      вошла со старыми козлами.

      Меня оттуда съехать попросили,

      но я – сосуд российского сознания

      и часто вспоминаю о России,

      намазывая маслом хлеб изгнания.

      Люблю я этот мир порочный,

      хотя вполне готов к тому,

      что некто в некий час урочный

      погасит свет и включит тьму.

      Все, что хочешь, отыщется тут —

      вонь помоев и запахи вечности,

      на обочинах жизни растут

      голубые фиалки беспечности.

      Ни с кем не успевая поделиться,

      я часто оборачиваюсь вслед:

      любовь на окружающие лица

      бросает мимоходом легкий свет.

      Можно очень дикими согреться

      мыслями, короткими, как искра:

      если так разрывно колет сердце —

      значит, я умру легко и быстро.

      Я не был ни настырен, ни назойлив,

      я свято блюл достоинство и честь:

      глаза и уши зала намозолив,

      я тихо плелся выпить и поесть.

      Не ждешь,

      а из-за кромки горизонта —

      играющей судьбы заначка свежая —

      тебе навстречу нимфа, амазонка,

      наяда или просто блядь проезжая.

      Я не люблю азарт гадания,

      потом