Квазинд. Том первый. Когда оживают легенды. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский
Чистый ячмень, сэр, сладкий поцелуй солода и вода из лучших родников Монтаны…”
Джон в раздумье похлопал коня по блестящему вороному атласу шеи: “Быстрее бы в Вашингтон… и чем скорее, тем лучше…”
Глава 5
В зеленой долине, у подножия вздыбленной скалистой гривы, курились дымы большого лагеря сиу. С правой стороны от индейской деревни темнели ущелья каньона Грифа. Из их зияющих пастей поднимались, растекаясь по бледной сукровице неба, космы вечернего тумана, похожие на тени плывущих духов. Над червонным золотом сосен, окружающих лагерь, туман таял и рассеивался волнистыми перистыми клочьями.
Лагерь гудел, как растревоженный улей.
Весть о пленении Черного Орла вызвала смятение среди сородичей. Ржали, заходясь в беспокойном храпе, лошади; как оглашенные, заливались псы; гулко и монотонно стучали барабаны, гремели черепаховые трещотки, где-то у реки пронзительно пищала тростниковая флейта. Детские глаза блестели испугом. Крикливые женщины притихли и были необыкновенно молчаливы. Воины грудились толпой неподалеку от тио-типи 17, где шел совет Мудрых, и вполголоса высказывали свои соображения. Временами вспыхивали споры. Что будет дальше? По какой тропе пойдет народ санти?..
– Поплачь, глупая, облегчи сердце! – прошамкала беззубым ртом жилистая старуха, скальпированная медвежьими когтями, и зашлась в кашле.– Почему ты не отсекла волосы, женщина пикуни? 18 Глянь, народ дакотов пал духом в предчувствии тяжелых времен. А ты? Кто теперь накормит стариков? Кто укроет детей и скво 19 от Длинных Ножей? Кто теперь по ночам будет согревать твои плечи и ласкать твою грудь? Кто принесет к порогу сочное мясо? Плачь, не будь камнем, женщина! – старуха зло таращилась на молодую жену вождя из темноты типи 20.
В глубоком сумраке черных глаз Белого Крыла не было отныне той загадочности, которая до ее замужества вызывала у воинов вахпекуто трепет и смутный восторг. Глаза были пусты и неподвижны, как у мертвой самки вапити 21. Она тупо перебирала пальцами бисерные и костяные украшения мужа и тихо стонала, не замечая ни палящего ее упругие бедра огня очага, ни хриплого блекотания древней старухи Ханпы Уанжилы – своей свекрови.
Между тем Уанжила заскрипела, словно старая ива, поднялась, обошла костровище, отпахнула расписанный охрой полог и высунула исполосованную бурыми рубцами лысую голову наружу. Красным заревом садилось солнце; воздух отсвечивал дрожащим пурпуром и гранатом. Земля гудела и сотрясалась мелкой дрожью со стороны холмов Три Удара, что поднимались на востоке изумрудными волнами,– это мужчины на ночь табунили лошадей и гнали их с пастбищ под защиту лагеря.
У порога захрустел песок под чьими-то мокасинами. Старуха, звякнув серебряными украшениями, кивком головы ответила на глухое приветствие. В следующий момент к коленям Белого Крыла упал пучок волос – черных и блестящих,