Восстание королевы. Ребекка Росс
– Картье ненавидел эту привычку, – и я увидела, как он стал бережно расправлять старый пергамент.
– Вы жалеете о моем выборе, господин? – В действительности мне хотелось спросить: «Почему вы не отказались, когда я попросила вас стать моим наставником три года назад? Если трех лет недостаточно, чтобы я стала госпожой Науки, почему вы не сказали мне «нет»?» Возможно, Картье прочел эти вопросы в моих глазах. Взглянув на меня, он медленно отвел взгляд и вернулся к книгам.
– Я почти ни о чем не жалею, Бриенна, – откликнулся мой наставник.
– Что будет, если я не обрету покровителя на солнцестоянии? – спросила я, хотя и так знала, что случалось с юношами и девушками, которым не удавалось доказать свою страсть. Многие из них, сломленные и безумные, как бы застревали меж двух миров, равно презираемые бывшими соучениками и простым народом. Того, кто посвятил разум и годы жизни страсти и не обрел ее, называли бездарем. Более не избранный, не овладевший мастерством, он возвращался к обычной жизни.
В ожидании его ответа я подумала о простой метафоре, которую госпожа Солен привела в мой первый год, год изучения живописи, когда осознала, что у меня нет художественных способностей. Страсть раскрывалась постепенно. Сначала избранные были подобны гусеницам. В это время они поглощали знания, так много, как только могли, пытаясь овладеть страстью. Этот период мог продлиться пару лет, если речь шла об одаренном ученике, и растянуться на все десять, если избранный оказывался тугодумом. В Доме Магналии учеба занимала семь лет – условия были строже, чем в других валенийских Домах страсти, предлагавших восьми- или девятилетнюю программу. Затем наступало время экзамена – избранные, доказавшие свое мастерство, получали плащ и титул. За ним следовал период покровительства, подобный кокону, в котором страсть зрела и развивалась, пока не приходило время последней стадии, и ее госпожа, словно прекрасная бабочка, являла себя миру.
Так что я думала о насекомых, когда Картье заговорил:
– Полагаю, ты будешь первой в своем роде, маленькая избранная.
Мне не понравился его ответ, и я вжалась в кресло, парчовая обивка которого пахла старыми книгами и одиночеством.
– Если думаешь, что не справишься, скорее всего, так и случится, – продолжал он. Его сверкающие голубые глаза встретились с моими, карими. В воздухе между нами, как маленькие смерчи, плясали пылинки. – Согласна?
– Конечно, господин.
– Твои глаза никогда не обманут меня, Бриенна. Научись лгать, не меняясь в лице.
– Я поразмыслю над вашим советом.
Он склонил голову к плечу, не отводя от меня взгляда.
– Не хочешь сказать, о чем на самом деле думаешь?
– О солнцестоянии, – ответила я чуть быстрее, чем следовало. Это была не вся правда, но я и представить не могла, что заговорю с Картье о письме дедушки. Он мог потребовать, чтобы я прочла его вслух.
– Увы, этот урок пропал зря, – заметил он, поднимаясь на ноги.
Меня разочаровало, что Картье прерывал