Сплетение судеб. Александр Чиненков
подпрыгнул на одной ноге и захохотал.
– Да это ж Ярёма Портнов, постоялец мой! – Пожилая казачка побледнела и, не отрывая взгляда, пристально смотрела на несчастного безумца. А Портнов ударил себя по коленям и воскликнул:
– У Ярёмы денег много,
У Фомы один пятак!
У Ярёмы стругов много,
У Фомы бударушка!
Вот Ярема стал тонуть,
Фому за ногу тянуть…
– А ну-ка что глазете? Глазоньки сломаете! Пляши, казаки, пляши шибче! – воскликнул с пеной у рта Портнов.
Нюра Рукавишникова зарыдала и с надрывом выкрикнула:
– Ярёма!
Все с удивлением посмотрели на неё. Нюра похолодела, сердце у неё замерло, всё её горе вырвалось в громких рыданиях.
Портнов, повернувшись, бросился было к ней, но сразу остановился и издали посмотрел на Нюру. Его лицо побледнело. Он осмотрел толпу, и всех испугал его тяжёлый взгляд. Он сделал шаг к плачущей Нюре и протянул к ней руки.
– К тебе слуга Сатаны привёз девочку из Оренбурга? – он пристально посмотрел в лицо Рукавишниковой, словно впервые её видел.
– Да нет, ко мне никто и никого не привозил, Ярёмушка! – разрыдалась сердобольная Нюра и повернулась к угрюмо наблюдавшим за ними казакам. – Да это же постоялец мой, Ярёма! – воскликнула она. – Он давно ужо с головушкой маялся, а сейчас…
– А про какую ещё девочку он говорит? Нечему тут дивиться, ополоумел Ярёма, – заговорили вокруг.
– Ярёмушка, милый, ты меня не признаёшь? – спросила Нюра, сдерживая рвущиеся из груди рыдания.
– Девочку к коменданту сведите, а не то горе вам, – вещим голосом, закрыв глаза, заговорил «юродивый». – Она здесь средь вас, ведаю я. Ежели не сведёте её – большое воровство начнётся! Сатана в разгул пойдёт, а апосля к себе в ад мырнет! А вы… все вы станете ходить друг к дружке на похороны!
Он замолчал, прошёл сквозь толпу, расступившуюся перед ним, и пошагал в сторону кладбища.
– Матерь Божья, когда он говорил, я аж тряслась вся! – сказала одна из казачек, крестясь «юродивому» вслед.
– А что говорил? Слыхали? – пробубнил кто-то из мужчин. – Юродивые завсегда истину сказывают!
– А мой-то дурень к «царю» этому подорвался, – зарыдала ещё одна казачка. – Я не пущаю, а он из ноги ломит! Ни в какую со мною не соглашается. А мож, взаправду и не царь он, а Сатана из аду?
– Цыц, замолчь, Марфа! – рыкнул на неё стоявший рядом казак. – Он полоумный и мелет что ни попадя. А Митюха твой разумно поступил! Когда государь возвернётся, я тоже под евоное крылышко переметнусь!
– Он хоть и безумные речи молвит, а всё ж есть в них истина! – загудела толпа. – Господь ему судья!
– А где же он до сих пор отирался? – выкрикнул кто-то.
– Там был, куда Господь водил! – ответили верившие в святость юродивого казаки. – Смилуйся, Господь, над нами, плохи наши дела!
Потеряв интерес к визиту хана, люди стали расходиться. Возле атамановой избы всё стихло. Только Нюра Рукавишникова стояла, словно