Сплетение судеб. Александр Чиненков
что он сам «царём» был здесь, – бросив взгляд на притихшую толпу горожан, взял на себя смелость ответить за всех Иван Творогов. – Атаман наш, Лазарь «преподобный», обвык обходиться с нами, как господа в усадьбах со своими крепостными. А мы, почитай, казаки все и люди вольные! Ежели бы вы только всё выслухать об его злодействах пожалали, государь…
– Говори! – потребовал Пугачёв, грозно сдвинув брови.
Живо, не выбирая слов, Творогов изложил все обиды горожан на своего атамана и закончил так:
– Вы слыхали, государь, всё, что у нас накопилось на злыдня этого. Мы умоляем вас о суде над ним! Вы же ампиратор наш и могёте судить лихоимцев, невзирая на их лики ангельские. Вот мы, прямо сейчас, просим вас о помошши и справедливости! Окажи нам честь великую и покарай Лазаря, бессовестного кровопивца. Верни нам, государь, наши права и вольности, не побрезгуй?
– А ты что, язык проглотил? – спросил Пугачёв, глядя на поникшего у своих ног атамана. – Аль взаправду ты изверг эдакий? А может, люди что напутали? – насмешливо промолвил он, поглаживая бороду.
– Брешут они, собаки паршивые, – попытался защитить себя Портнов. Но на этой фразе его красноречие и иссякло. Ком подступил к горлу, и он был больше не в силах вымолвить хоть слово.
Толпа горожан загудела, заволновалась. И если бы не присутствие самого «государя», они разорвали бы атамана в клочья.
– Знать, судить тебя сейчас буду, Лазарь, – грозно посмотрел на него Пугачёв. – Уж не взыщи, коли строг буду я и мой приговор!
– Ты не вправе меня судить, – наконец выдавил из себя Портнов, к которому, перед лицом приближающейся смерти, вдруг вернулась его былая отвага. – Ты не царь, а самозванец. И я не признаю твоего закона!
– Знать, эдак ты, – вздохнул Пугачёв. – Видать, не брешут люди и не оговаривают тебя зазря!
Толпа горожан одобрительно зашумела.
– Выходит, смертушка к тебе зараз пришла, Лазарь. Вот к ней прямо сейчас и готовься!
Пугачёв поискал взглядом Давилина и кивнул ему. Тот в свою очередь ткнул локтем стоявшего рядом Прохора Бурнова, с недавнего времени занявшего «пост» войскового палача.
– Слыхал веленье ампиратора? – спросил полушёпотом Давилин.
– Слыхал, – так же тихо ответил Бурнов.
– Тогда чего сопли жуёшь? Исполняй немедля волю государеву!
На время пребывания в Илецке Пугачёв поселился в избе Ивана Творогова. Ему отвели большую комнату, в которой обычно проживал сам хозяин дома. Конечно, она не походила на «царские палаты», однако, находясь в ней, было сразу видно, что это изба вполне состоятельного казака.
Чисто выбеленная, с деревянным потолком, с двумя окнами, пропускающими много света, комната казалась очень уютной. Задний угол занимала большая русская печь. В переднем углу было подвешено несколько икон в богатом окладе. А под ними день и ночь светилась серебряная лампадка. Тут же на стене висела шкура бабра[1], а на ней тяжёлое ружьё – в то время бесспорный признак достатка.
И сегодня тут были шумные весёлые гости.
Бабр – тигр (