Всадники красной смуты. Елена Прудникова
промышленного производства составляли текстильная и пищевая промышленности, причем последняя разнообразием не блистала: около 40 % приходилось на мукомольное производство[15], около 20 % – на сахарную промышленность, на третьем месте стояло винокурение и водочное производство, затем производство масла… ну и все, пожалуй! Все эти позиции практически полностью отсутствуют в экспорте – то есть потребляются внутри страны. Около половины продукции российской промышленности и соответственно потребления – это ткани, мука, сахар, алкоголь. Означать такой перекос может только одно: эти продукты потребляла деревня, по причине крайней нищеты покупавшая лишь самое необходимое. У горожанина, даже при очень большой бедности, ассортимент покупок куда более разнообразен, но городское население в то время составляло лишь 13 % населения страны, или около 16 миллионов человек, да еще и многие из так называемых «горожан» имели подсобное хозяйство и мало чем в этом смысле отличались от крестьян.
И что же у нас получается? А получается совершеннейший парадокс: огромная сельскохозяйственная страна не держалась на аграрном секторе, а, наоборот, работала на него. Ну и какой при таких условиях может быть промышленный подъем?
Предвоенная российская промышленность вообще представляет собой один сплошной парадокс. В 1913 году Россия по объему промышленного производства занимала пятое место в мире, ее доля в мировом производстве была 4 %, но этот показатель достигался в основном по причине огромных размеров и численности населения. А на душу населения Англия и США производили продукции больше в 14 раз, а Франция – в 10 раз. Зато по концентрации производства Россия была на одном из первых мест в мире! «Мелкие предприятия, с числом рабочих до 100 человек, охватывали в 1914 году в Соединенных Штатах 35 % общего числа промышленных рабочих, а в России – только 17,8 %. При приблизительно одинаковом удельном весе средних и крупных предприятий, в 100—1000 рабочих, предприятия-гиганты, свыше 1000 рабочих каждое, занимали в Штатах 17,8 % общего числа рабочих, а в России – 41,4 %! Для важнейших промышленных районов последний процент еще выше: для Петроградского – 44,4 %, для московского – даже 57,3 %. Подобные же результаты получаются, если сравним русскую промышленность с британской или германской»[16].
Как такое может быть? С одной стороны, крестьянская страна с сельскохозяйственным производством на уровне феодализма, с другой – рекордное количество крупных предприятий. Только одним образом: если промышленность не выросла в результате естественного развития страны, а была импортирована. Тот же Троцкий пишет: «Тяжелая промышленность (металл, уголь, нефть) была почти целиком подконтрольна иностранному финансовому капиталу, который создал для себя вспомогательную и посредническую систему банков в России. Легкая промышленность шла по тому же пути. Если иностранцы владели в общем около 40 % всех акционерных капиталов России, то для ведущих отраслей промышленности этот процент стоял значительно выше». Уже в конце XIX века 60 % капиталовложений в российскую тяжелую
Цифры приводятся не по таблице, а по диаграмме, поэтому они весьма приблизительны.
Троцкий Л. История русской революции. Т. 1. М., 1997. С. 39–40.