Лжецаревич. Николай Николаевич Алексеев
в лоно святой католической церкви. Пора действовать. Он должен сделаться католиком возможно скорее, если же этого не будет…
– Если этого не будет?.. – замирающим голосом спросила пани Юзефа и вся точно съежилась в ожидании ответа.
– То брак этот нельзя допустить! – резко отчеканил патер.
– Нельзя допустить! – как эхо отозвалась пани и выпрямилась.
Глаза ее загорелись.
– Нельзя губить дочери из-за прихоти схизматика! – добавила она.
– Вы правы, дочь моя.
– Я сегодня же переговорю с паном Максимом.
– Нет! – поспешно сказал отец Пий. – Вы этого не делайте!
– Но как же? Поручить мужу?
– И этого не следует делать. Ни вам, ни пану Самуилу, ни даже мне не должно говорить с еретиком по очень простой причине: он нас не послушает, откажет наотрез. Я имею основание думать, что он – ярый еретик.
– Так как же?
– Пусть с ним поговорит по этому поводу сама панна Анджелика.
– Надо ее подготовить.
– Конечно.
– Вы мне поможете в этом?
– Нет, – живо проговорил патер, – им лучше не знать, что в этом деле участвую я. Я должен остаться в тени. Так будет лучше. Не падайте духом, дочь моя! Мы спасем души их от адского пламени.
– Во всяком случае, не отдадим души моей дочери во власть диавола! – воскликнула Юзефа.
– Мы будем стоять на страже ее, как архангелы, и пламенный меч заменит нам наша пламенная вера. Благослови вас Бог! – сказал патер, вставая.
Вскоре после его ухода пани Юзефа приказала позвать к себе панну Анджелику.
XIV. Четыре буквы
Пани Юзефа встретила дочь очень приветливо.
– Садись, Анджелиночка, – сказала она после того, как дочь почтительно поцеловала у нее руку и пожелала доброго утра, – мне надо немножко с тобой поговорить.
Анджелика опустилась в кресло, ломая голову над тем, о чем хочет с нею говорить мать.
Пани Юзефа помолчала. Она затруднялась, как начать, но подумав, решила говорить прямо.
– Ну, вот, душечка, уж скоро и свадьба твоя… Скажи, пожалуйста, когда думает пан Максим присоединиться к нашей святой церкви?
Анджелике невольно вспомнился сегодняшний сон; четыре огненные буквы – «вера» – встали перед ее глазами. Только теперь ей пришло в голову, что различие вероисповеданий может непроницаемой стеной стать между нею и женихом: она – католичка, он принадлежит к греческой церкви, даже не к «соединенной»[2]. Как примирить непримиримое?
Мать молча смотрела на нее, ожидая ответа.
– Не знаю, матушка, – ответила, наконец, Анджелика.
– Гм… Ты говорила с ним об этом?
– Н-нет.
– Почему?
– Не пришло в голову.
– Хорош ответ для католички! – резко заметила пани Юзефа, подобно тому, как за четверть часа перед разговором с дочерью патер сделал ей самой похожее замечание.
– Ты должна с ним об этом поговорить.
– Хорошо, матушка.
– И возможно скорее.
– Поговорю.
После введения в Литве унии существовали две церкви: «униатская» или «соединенная» – признававшая своим главой папу, и «несоединенная», или «благочестивая», оставшаяся чисто православной.