Фатум. Том шестой Форт Росс. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский
я сил рассечь этот узел?» – Хуан де Аргуэлло смочил пересохшее горло «Шато ля фит»3 и отложил на стеганую подушку сиденья кареты фляжку. Дорога из Кармела в Монтерей располагала к раздумьям.
После отъезда русских послов всё в его жизни перевернулось с ног на голову. «Время вершит свой закон, горе и ночь сменяются днем и жизнью»,– вспомнились ему слова падре Ромеро. Но вот прошла вторая неделя, а он так и не смог заставить себя вновь услышать веселый смех молодых крестьянок на рынке, не чувствовал вкус вина, совсем перестал замечать красоту и величие калифорнийских закатов. В глазах его было смятение, в движениях – плебейская4 суетливость
Активная подготовка к войне с русскими – стягивание сил в Монтерей и к северным границам – успокаивала мало, да и не могла порадовать сердце старого губернатора, оттого как дела шли из рук вон плохо. Ко всему прочему, слухи о заговоре в Мехико, предательство Кальехи дель Рэя, отсутствие вестей от Луиса, глухая и вечная ссора старшего сына с младшим ввергали дона Хуана в отчаянье.
«Бедные дети… бедный наш дом… Еще эта война, гремучей змеей подбирающаяся к их семье…»
Эль Санто прикрыл уставшие глаза, прислушиваясь к монотонному поскрипыванию каретных рессор, выстрелам бича возницы и влажному храпу лошадей.
«Поберегите своих сыновей, ваше превосходительство. Разве вы хотите, чтобы их невесты надели черное прежде, чем наденут белое? – встали в памяти слова коменданта.– Клянусь Богом: русские – это серьезный противник. Это те воины, которые делают честь воюющей с ними стороне… Но нужна ли она нам такой ценой?»
«Нужна ли нам честь и слава такой ценой?» – мысленно повторил дон, задергивая кружевной батист шторки. Солнце светило всё ярче, а он, напротив, чуствовал все большую слабость во всем теле.
У него едва хватало сил крепиться и бороться с мощной волной обрушивающихся вопросов. Однако неспособность решить их, найти нужный ответ лишь разжигала гнев и страстность его натуры, которые переходили в слепую, жгучую ревность, изводя старика на нет.
– Отец, если русские посмеют вступить в пределы Короны, они узнают вкус кастильской стали. Солдаты короля пройдут сквозь их укрепления как дождь сквозь солому. И вот наши шпаги, отец: с Божьей помощью наши кони будут пить воду из Славянки5.
– С Божьей помощью? Нет, дети мои, Господь здесь ни при чем,– так, кажется, ответил он тогда сыновьям, глядя в их горячие, молодые глаза.– И не стоит заверять, что вы привезете с поля боя казачью папаху, пику или гренадерский6 ремень.– Дон помолчал, не желая обидеть своих отпрысков, лишь нежно потрепал их за крепкие плечи, а сам с болью подумал: «Я буду благодарить небо, если им удастся вернуться живыми».
В карете стало прохладней. Слух дона Хуана различил крики птиц – экипаж въехал в лес. Дорога и здесь была славно наезжена; воздух пропитан ароматами растущих по обочинам олеандров и бугенвилий. Яркие птицы трещали и щелкали среди густой зелени листвы, но, как и все птицы Юга, не выводили нежных трелей, о чем искренне сожалел дон. Прожив в Калифорнии не один год, он так и не смог свыкнуться с тем, что каждый новый день здесь, в мягком, благодатном крае, рождался прохладным, как в родной Испании, но вскоре, не дожидаясь и полудня, неизменно наполнялся плавящимся, ослепительно золотым зноем.
Де Аргуэлло приоткрыл дверку экипажа, любуясь тенистым покоем леса. Прозрачный, пронизанный солнечными нитями воздух был напоен густым дурманящим ароматом ярких соцветий. Казалось, он весь дрожал и пульсировал от множества летающих лесных бабочек и мотыльков. Всё жило вокруг кипучей, лихорадочной жизнью, точно стремясь наверстать потерянные часы долгой ночной спячки.
– Боже, как прекрасен мир!.. Как божествен замысел… Honny soit qui mai y pense7 – по-французски вырвался старый девиз.– И ужели война?.. – Эль Санто обхватил голову.– Дети, мальчики мои, я всегда хотел воспитать вас умнее и лучше меня, но увы… в моем доме тишина и холод. Любите друг друга, умейте прощать необдуманные поступки, слова… для меня вы одинаково дороги, как и ваша покойная мать… Как пальцы на руке: руби любой – одинаково больно и жалко! Ох уж эта гордыня – наша фамильная черта… Против спеси и глупости сами боги бороться бессильны.
Губернатор вновь тяжело вздохнул, мысленно вспоминая родные лица детей. «Луис, Сальварес… – слезы затуманили взор отца.– Слезы – это хорошо, сильные люди никогда не скрывают их. Да, да… так говорит Ксавье, так говорит отец Ромеро».
Но сейчас этот довод не утешал Эль Санто. Горячая испанская кровь бунтовала, противилась правде смирения. «Если я не сумею взять себя в руки… Если я не за себя… то кто же за меня? А если я только за себя, тогда зачем я? Нет, нет, каждый принимает конец своего кругозора за конец света. Эта слабость, непростительная слабость. Ты должен стоять до конца, amigo8! Ведь это ты отказался ратифицировать9 сдачу северных территорий Новой Испании… Ты отказал русским послам, взвалив на себя крест ответственности… Но позвольте, как
«Шато ля фит» – французское вино. (Прим. автора).
Плебеи – 1) общее обозначение неполноправных римских граждан (за исключением клиентов), в противоположность патрициям. Класс плебеев образовался из добровольных переселенцев союзных с Римом городов и насильственно водворенных в нем жителей покоренного Лациума. Плебеи не пользовались никаким участием в делах государства до Сервия Туллия. С этого времени начинается постепенное, но неудержимое возрастание могущества и влияния плебеев, закончившееся тем, что в 494 г. до Р. Х., после удаления их на Священную гору, они были уравнены в правах с патрициями; 2) отсюда, в переносном смысле, обозначение простонародья, низшего класса общества. (Прим. автора).
Славянка – река в Верхней Калифорнии (недалеко от форта Росс). После продажи русских колоний в Америке США название реки было изменено.
Гренадеры – учреждены при Людовике XIV для бросания зажигательных гранат при наступлении; позже – особые отборные войска; в просторечии – люди высокого роста. (Прим. автора).
Honny soit qui mai y pense – «пусть будет стыдно тому, кто подумает об этом дурно» – надпись на английском ордене Подвязки. (Прим. автора).
Amigo – друг (исп.).
Ратификация (лат. ratificatio < ratus решенный, утвержденный + facere делать) – утверждение органами верховной государственной власти международного договора, заключенного уполномоченными договаривающихся государств.