Пора, мой друг, пора. Василий П. Аксенов
никогда в другой обстановке и не работали.
Мы старались все вместе, лихо и весело, москвичи и ребята с эстонской киностудии, взятые здесь в помощь. Мы кричали эстонцам: «Яан, туле сиа! Тоом, куле сиа!», а те нам: «Валька, давай!», «Петя, в темпе!» – и было хорошо.
Подошла Таня и тоже ухватилась за кран возле меня.
– Правда, тебе не нравится сценарий? – спросила она.
– Я не читал, а эта сцена смешная.
– На экране будет не смешно.
– Может быть.
Мы замолчали и молча стали тянуть кран. Таня действительно тянула, напрягалась. Прямо перед моим носом торчало ее напряженное ухо.
– Но ты хорошо работаешь, – сказал я, – нервничаешь. Кажется, действительно становишься актрисой.
Она обернула ко мне вдруг просиявшее лицо. Сияющее, поразительное, дерзкое, мальчишеское, девчоночье, вспыхнувшее, как юпитер, лицо. Я был поражен: неужели она в таком напряжении находится, что простая похвала сквозь зубы может ее осчастливить?
Подбежала гримерша.
– Танечка, пойдем, я поправлю тебе тон.
Таня пошла с ней, еще раз бросив на меня совершенно сверкающий наивным торжеством взгляд.
Только не смотреть, не оборачиваться, пережить эту минуту, потому что сейчас она обернулась, я знаю, только толкать кран с бычьей настойчивостью, и ничего больше, иначе все сначала – и прощай!
Кольчугин и Рапирский взобрались в седла и взмыли на стреле крана вверх под своды деревьев. Они висели в молочном просвете, откуда черными точками возникали дождевые капли, и кричали, и ругались. Подошли режиссер и автор.
– Кольчугин! – закричал автор, задирая голову. – Замедляйте темп, прошу вас! Плюньте на пленку!
– Сам знаю без вас! – крикнул с неба Кольчугин.
Павлик, снисходительно и нежно улыбаясь, взял автора под руку и отвел его в сторону.
– М-м-м, поймите, Юра, вы прозаик, м-м-м, наше грубое искусство, ха-ха-ха, м-м-м…
Наконец все было готово, прошла репетиция перед закрытым объективом, и началась съемка.
Андрей бежит через кусты. Рот у него раскрыт, он похож на американца. Задыхаясь неизвестно уж отчего, он бежит через кусты. Порвал рубашку.
Нога Кольчугина дернулась от удовольствия.
Стрела описала параболу.
Таня бежит через кусты, вытирает мокрое лицо рукавом, откидывает волосы, бежит, бежит моя девочка. Так бежит, что мне становится горько оттого, что она так не убегала от меня в ту пору.
Опять Андрей бежит, ветки его секут. Выбегает на полянку, смотрит направо, налево, лицо растерянное.
Теперь Таня медленно идет по лесу, отводит рукой папоротники. По-детски изумляется – нашла гриб, великолепный боровик. Ой, еще гриб! Еще! Еще! (Грибы натыканы ассистентами пять минут назад.)
Теперь Андрей увидел, что она собирает грибы. Лицо его светлеет, любит он ее, Таню, то есть Лену. Теперь они вместе собирают грибы, ползают по траве, как дети, смеются. Он погладил ее по щеке. Целуются. Андрей обнимает Таню за плечи, они склоняются к траве.
– Стоп! – крикнул Павлик после третьего дубля, снял берет и торжественно