О борьбе с проституцией. Александр Амфитеатров
Мы поведемъ тебя! Мы просвѣтимъ тебя! Мы покажемъ тебѣ прямую дорогу!
– Чувствительнѣйше благодарна. Только вотъ что скажу вамъ, милостивые государи мои: чтобы идти, – тамъ ли, сямъ ли? – впередъ, нужны средства-силенки. A y меня и на пути порока часто подкашиваются ноги отъ голодухи. Такъ боюсь, что на пути добродѣтельномъ-то я и вовсе паду, какъ заѣзженная клячасъ… вотъ какъ надорвалась, царство ей небесное, Катерина Ивановна, покойная мачеха моя, ежели изволите ее помнить.
Этическія воздѣйствія – сила хорошая, но и они – палка о двухъ концахъ. Нѣтъ на свѣтѣ книги болѣе свѣтлой, благой, братолюбивой, чѣмъ Евангеліе Христово. И, однако, я зналъ человѣка, который изъ всего Евангельскаго содержанія любилъ только одинъ стихъ, потому что толковалъ его, какъ благословеніе на ненависть къ человѣчеству. Былъ онъ парень гордый, рабочій, нищій, не попрошайка. Остался, послѣ болѣзни, безъ мѣста, перебивался, чѣмъ и какъ могъ, жилъ въ углахъ; наконецъ, силъ не стало: протягивай руку за подаяніемъ, либо околѣвай. И вотъ навернулся благотворитель. Прочелъ истощенному, озлобленному, полубольному, голодному человѣку лекцію о смиреніи, о промыслѣ, о прилежаніи въ трудѣ, подарилъ Евангеліе, пожалѣлъ, что «нѣтъ y меня для васъ никакой работы», далъ рубль денегъ и изчезъ. Изъ рубля y парня три четвертака отняла за долгъ хозяйка угла, гдѣ онъ сгнивалъ, четвертакъ онъ проѣлъ – а, четверо сутокъ спустя, подобрали его на Даниловомъ кладбищѣ, за Москвою, въ тифѣ, и отвезли въ больницу. Натура была сильная: выдержалъ. Врачи заинтересовались интеллигентомъ, который чуть не умеръ отъ голода, поддержали его кое-какою работою; онъ сталъ на ноги, вышелъ въ люди и впослѣдствіи былъ извѣстенъ въ адвокатурѣ, какъ… рвачъ самой жестокой и безсовѣстной марки. И однажды, въ интимномъ и очень бурномъ разговорѣ на благотворительную тему, въ которой онъ былъ близко и нехорошо заинтересованъ, онъ крикнулъ мнѣ, пишущему эти строки, жестокія, самозабвенныя слова:
– Что вы попрекаете меня христіанствомъ, Евангеліе въ примѣръ приводите? Что вы въ немъ понимаете? Что вы можете понимать? Вы читали Евангеліе въ теплой комнатѣ, сытый; a я – на Даниловомъ кладбищѣ, подъ осеннимъ дождемъ, съ пустымъ брюхомъ… Помню-съ: «алкалъ я, и вы не дали мнѣ ѣсть; жаждалъ, и вы не напоили меня»… A потомъ я продалъ Евангеліе кладбищенскому нищему за пятачекъ, a силы пойти, чтобы себѣ хлѣба купить, мнѣ уже недостало, и я легъ на могильную плиту и сталъ умирать… Вотъ и все мое Евангеліе. «Алкалъ я, и вы не дали мнѣ ѣсть; жаждалъ, и вы не напоили меня». Помню это, – и довольно съ меня. Тутъ цѣлое міровоззрѣніе!
Если бы всѣ господа благотворители хорошо помнили этотъ стихъ, они никогда не посмѣли бы давать Евангеліе въ руки голоднымъ людямъ, прежде чѣмъ ихъ накормить.
Таісъ, вотъ, я думаю, что и съ этическими воздѣйствіями на міръ падшихъ женщинъ мы не будемъ имѣть ни малѣйшаго успеха до тѣхь поръ, пока онѣ будутъ алкать и жаждать, a мы не сумѣемъ накормить и напоить ихъ иначе, какь при условіи продолженія