А. И. Суворина. Александр Амфитеатров
димого в невидимый старушкою, должно быть, весьма преклонного возраста.
В последний раз я видел ее шестнадцать лет тому назад в Петрограде, под большевицким игом, уже очень в летах и в горькой нужде. Ограбленная дочиста большевиками, продавала единственную ценную вещь, которая оставалась еще у нее от былого богатства и великолепия: большой портрет Алексея Сергеевича работы К. Е. Маковского. И продать было трудно. Денег на художественные приобретения уже не было в голодавшем «красном Петрограде» ни у кого, кроме большевицких магнатов; а кто, пожалуй, и не прочь был бы заплатить, боялись: неблагонадежная покупка! Портрет основателя «Нового времени», реакционного публициста! За этакое символическое благоприобретение жди, рабе Божий, отвода на Гороховую, 2, с Гороховой отвоза на Шпалерную, а там – если счастлив твой Бог, то выпустят, продержав этак месяцев пять-шесть на тюремной голодухе; а нет тебе доли, то и поставят к стенке. Не знаю, удалось ли Анне Ивановне сбыть портрет. Мои усердные усилия помочь ей в том не увенчались успехом.
До этой поздней петроградской встречи я не видал Анну Ивановну лет двадцать и нашел ее столь изменившеюся, что никак не узнал бы, если бы – будучи у нее в квартире – не знал наверное, что это она. Состарилась не по возрасту. Еще сохранила некоторые остатки природной темпераментной живости в речи и движениях, но от былой красоты ее и следа не оставалось. Даже знаменитые голубые глаза ее выцвели и жалость внушали тревожным выражением, накопившимся в привычке к огорчениям и страхам. А уж и глаза же были! Н. И. Кравченко, в 90-х годах придворный живописец и рисовальщик «Нового времени», не угодил Анне Ивановне портретом. Она перестала позировать, работа осталась неконченною, но глаза художник успел написать. Портрет же превратил в этюд «Дамы с голубыми глазами», сохранивший некоторое отдаленное сходство с Анной Ивановной. Так прелестны были глаза, что я, хотя совсем не собиратель картин, соблазнился и купил у Кравченко это большое полотно. И долго потом поддразнивали меня в суворинском кругу, что тут дело неспроста: из Москвы в Питер переселился и в хозяйку влюбился. Портрет долго украшал мой кабинет, но во время моей минусинской ссылки жуликоватый приятель, которому на хранение оставили мы с женою свои ценные вещи, подтибрил в числе их также и голубоглазую красавицу и – черт его знает, куда он ее, бедняжку, спустил.
И глаз не стало, и опухла всем лицом, и цвет его был неприятный – бледный, но с багровым подцветом: свидетельство, что старость принесла бедной Анне Ивановне грызущие изъяны в печени и почках. Произвела она на меня впечатление тяжкое – женщины, которая бодрится, тайно сознавая, что жить ей остается очень короткий срок. Однако вот умудрилась просуществовать после того еще шестнадцать лет. И каких лет!..
Может быть, впрочем, в промежутке этом она и поправлялась временно, как многие в первое время эмиграции, оживая от петроградской подсоветской нужды, пока не приходила с петлей-удавкой новая нужда – эмигрантская. Этой второй нужды бедная Анна Ивановна выпила полную чашу. С горьким чувством читал я в газетах, что она – гордая, самолюбивая, избалованная почетом – должна была, стоя на смертном пороге, взывать к общественной помощи.
В свое нововременское семилетие, на склоне 90-х годов, я знал Анну Ивановну дамою уже за тридцать, с детьми-подростками: сын, Борис Алексеевич, лицеист, дочь, Анастасия Алексеевна, почти на выданье. Но их молодая мамаша была еще очаровательна. На знаменитых суворинских «четвергах» во дворце «Нового времени», Эртелев, 6, сбирались вокруг нее, сказать стихом Майкова, «послы, софисты и архонты, и артисты» – и все пред нею преклонялись, все окружали ее почтительно влюбленным обожанием.
Каким пленительным существом должна была она быть в ранней юности! По возрасту она относится к тому яркому поколению русского женства, что в девушках обозначилось историческим именем Марии Башкирцевой. Из остепенившихся в браке и семье Башкирцевых выходили – конечно, при условии житейского довольства – прелестные интеллигентные дамы: жизнерадостные, остроумные, но несколько скептические и насмешливые, ибо – под внешнею беспечностью – с большою своею внутренней жизнью, открытою для очень немногих. Многим же позволительно было только догадываться о ней по обычной таким женщинам богомольной религиозности, как будто неожиданной в подобном резвом светском существе, а между тем – бывало у иных – до экстазов. К этому женскому типу весьма цельно принадлежала Анна Ивановна Суворина, веселая и богомольная, добрая, как хлеб, и вспыльчивая, как порох, благодушная и капризная.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.