Уроки выживаниÑ. ÐлекÑандр Ðвгур
От вида ее красивых, пухлых губ можно было опьянеть.
– Курино – это да. Но приписывать мне смуту глупо.
Голуба звонко засмеялась, еще больше смущая громилу.
– Коли дела князя гнилы, на ведьму валить нечего.
– Так значит, ты отказываешься оттого, что с помощью черной магии подняла восстания крестьян против Святополка?
Голуба улыбнулась.
Ермолай Строгий подумал:
– Жаль. Очень жаль встретить эту женщину при таких обстоятельствах.
Голова понимала – ведьма могла его дурачить, околдовать, а сердце хотело ее не убивать, отпустить. Он был человеком чести, и клятва в верности князю вновь и вновь всплывала в его памяти, заставляя рассудок оставаться холодным, хотя бы на короткий срок.
– Смута это скорей итог ненадлежащего правления князя. Народ зол и восстает против хозяина в надежде на лучшую жизнь. А трусливый Святополк обвиняет меня за свои же грехи.
– Молчи ведьма! – перебил ее жестко Строгий, будто освободившись от чар и вернув себе самообладание. – Закрой свой рот! Как ты смеешь клеветать князя!?
– Полно воин, полно, – все так же невозмутимо отвечала искусительница. – Коли не веришь мне, коли считаешь виновной, коли не смогу тебя переубедить, то руби головушку мою. Руби с плеча. Руби наотмашь. Только знай…
Она подошла к нему предельно близко, так что Ермолай смог почувствовать ее запах. Запах весенних полевых цветов.
– Только знай – вины моей нет. И ты горько будешь сожалеть о содеянном.
Ермолай Строгий от таких слов слегка растерялся. Он почувствовал себя глупым мальчишкой, которого обвинили в шалости, но которую он не совершал. Рука поднимала топор, веки закрылись, а губы прошептали:
– Прости.
Через мгновения глаза открылись, топор ударил и голова Голубы, упав, покатилась по деревянному полу.
Выходя из дома, держа отрубленную голову за волосы, охотник за нечестью произнес:
– Честь и клятва превыше всего.
Ночной лес, как и прежде, молчал. Лишь голос Строгого одиноко нарушил безмолвие:
– Дело сделано. Колдунья обезглавлена. Уходим!
Ратибор выбежал из своей засады, и чем ближе он подходил к Ермолаю, тем сильней расширялись его глаза. В них блестел ужас.
– Да что же это такое? – заскулил молодой охотник. – Да как это могло получиться? Ермолай за что?
– Ну, полно – полно, малой, – попытался успокоить его старший. – Такова наша работа. Ее не сделаешь, руки не замарав.
– Какая к бесам леса работа! – завопил словно раненый зверь Ратибор. – Ты почто ее загубил!?
– Угомонись ради бога огня, малой! Пока я тебя не высек как дрянную девчонку, – сказав это, Ермолай погрозил Ратибору тем, что было в его руке.
Строгий осекся. Он краем глаза заметил то, во что не хотел верить. Он поднял окровавленную добычу поближе, чтоб рассмотреть и не поверил своим глазам.
В его руке была отрубленная голова Прасковьи Охотницы.
2
Два