Рыцарь в башне. Ирина Левкович
из стороны в сторону: убаюкивающе, успокаивающе и одновременно зазывающе. Он хорошенько шлепнул рукой по тому мягкому месту, на котором Прачка сидела. В очередной раз она залилась громким смехом.
– Рыцарь сегодня в хорошем настроении? – игриво спросила она.
– Рыцарь в хорошем настроении всегда, – молодой человек неприлично широко улыбнулся женщине и икнул. – Чего и вам желаю.
– Я слышала, у вас роман с Принцессой.
– А я слышал, что коровы летают. Вам, дорогая моя, не должно быть дела до сплетен. Оставьте их старым городским перечницам.
Рыцарь неуклюже потянулся губами к шее Прачки. Конечно, ее нельзя сравнивать с Принцессой, но Принцесса – это совсем другое дело, она ему еще пригодится, когда он нагуляется. А Прачка – такая теплая и мягкая – прямо сейчас здесь, с ним. И он был намерен воспользоваться случаем.
Рыцарь прижал Прачку к стене какого-то дома, засунул руки под ее юбки и зашептал ей на ухо непристойности. Прачка, раскрасневшись, даже не стала отбиваться от наглеца, а вцепилась в него обеими руками. Сыграло свою роль и вино: пара, не удержав равновесие, упала на землю.
– Предлагаю поехать… ко мне, – еле слышно проворковал Рыцарь. – Тут недалеко у меня лошадь. Ждет.
– Но что же ты после этого обо мне подумаешь? Впрочем, поехали, – ответила Прачка.
Лошадь и правда была. Она стояла за углом, думая о том, сколько ей еще осталось ходить под этим небом. Никто точно не знал, сколько ей лет, да она и сама уже не помнила. Она принадлежала еще прадеду Рыцаря.
Лошадь эта была необычная: когда-то давным-давно она ступила копытцем в лужицу на дороге, совершенно не подозревая, чем это для нее обернется. Незадолго до этого там проезжал торговец, тайком перевозивший живую воду. Его старая телега в очередной раз подскочила на кочке, и сосуд, в котором плескалась волшебная водица, опрокинулся набок, и несколько капель попали прямо в лужу. В нее-то и наступила лошадь.
С тех пор ее жизнь пошла наперекосяк. Время от времени она умирала – от старости или болезней, но всегда оживала вновь. Через несколько дней она возрождалась, но не звонким жизнерадостным жеребенком, а такой же, как и была: исхудавшей страшной клячей. В ее глазах навсегда поселилась тоска, которую не смог бы вместить даже космос.
Иногда она умирала прямо во время прогулок с Рыцарем. Тогда он уходил, оставив ее прямо на дороге, а когда возвращался, находил ее снова живой. «Моя Ишоф», – ласково говорил он ей. Это имя он придумал для нее сам. Оно означало: извечный шепот одинокой фортуны. Ведь такое бессмертие – это одновременно и дар, и проклятие, считал он.
Когда Прачка увидела лошадь, она вскрикнула. От жалости.
А в это время Принцесса…
– Дракон, откусите ему голову! – кричала девушка. – Я больше не могу на это смотреть, не могу этого выносить! Что он делает? Он заставляет меня вести себя так, что я сама себя не узнаю и мне становится