«Прогрессоры» Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу!. Андрей Буровский
Знаю. И в какую историю ты попал, знаю, и почему попал, тоже знаю. И тех, кто тебя убить хотел, знаю. Они и правда германцы.
– Меня еще два раза пытались убить… Раз – шли за мной… следили. А сегодня утром пытались ткнуть шилом.
– Рассказывай.
Петя рассказал во всех подробностях. Васильев задавал короткие вопросы, например: а сколько метров было до следившего за ним человека, когда он заметил Петю и побежал? А девушка у обочины – она была светлая или темненькая? Сколько ей может быть лет? Петя честно старался отвечать и закончил вопросом:
– Зачем же все-таки им меня убивать? Если они и правда из германской разведки?
– Это я тебе расскажу. Будь готов – тебя еще много раз будут пытаться убить. Или пока мы своей цели не достигнем, или они.
– А почему Чаниани мне не верит?!
– Потому что у него информации нет. Будь я на его месте, ты и для меня был бы самый подозрительный тип. Если такие люди, как разведка, убивают кого-то посреди Ленинграда, они многим рискуют. Если решились – значит, есть на то веские причины.
– Но вы же верите…
– Верю, потому что у меня информация есть. А теперь давай про тебя, товарищ Кац. Если ты, Петя, меня не устроишь, я тебя, конечно, отдам Пеликанову. Даже не специально отдам, а просто отступлюсь – и разбирайтесь сами. Тогда придется тебе его бояться. Но вообще-то Пеликанов потому и злобствует, что ты его и умнее, и сильнее. Если будешь слушать меня и учиться, многого сможешь достигнуть. Знаешь, в чем Пеликанов все-таки прав?
– В чем же?
– А в том, что Исаак Кац – твой приемный отец. Ты вообще что самое раннее помнишь?
– Самое раннее?..
– Да. Ты себя, скажем, четырехлетнего помнишь?
– Нет…
– Вот видишь? Человек должен себя в четыре года помнить, а ты не помнишь. Значит, есть на то причины. А пятилетнего себя помнишь?
– Пожалуй… Но не себя помню, а деда. Глядя на деда, я впервые захотел знать иностранные языки.
– Как так?
– Дед молился на древнееврейском… У него был полосатый талес… Это такой молитвенный платок…
– Я знаю, что такое талес.
– Так вот, на дедушке талес, и он говорит на непонятном никому языке… Мне было так интересно, что даже в животе сделалось холодно. Я потом деда спрашивал, он учил.
– Но древнееврейского все-таки ты толком не знаешь?
– Несколько десятков слов, понимаю молитвы.
– Еще что помнишь?
– Из пяти лет? Как собираем грибы… Дед палкой отодвигает траву, а я рву и складываю грибы в корзинку.
– Крым помнишь?
– Нет, Крым не помню… Разве море… Море немного я помню. Я там купался – потому, наверное, запомнил.
– Помнишь, как сидел в море?
– Ну да… Вокруг оно колыхается… поднимается – и сразу вниз… я его ладошкой мерить пытался…
– А кто тебя ждал на берегу?
– Не помню… Я помню только море.
– А отца в Крыму – помнишь?
– Отца не помню.
– А не можешь ты помнить отца в Крыму, – веско сообщил ему «Васильев». – Хорошо, что не врешь.
–