На взлет идут штрафные батальоны. Со Второй Мировой – на Первую Галактическую. Олег Таругин
есть шансы?
– А почему нет? – Харченко вытащил сигарету, закурил. – Наши-то леталки они однозначно к себе не подпустят, а вот свои? Ну, типа, кому-то удалось вырваться, СОС, повреждения на борту, срочно разрешите стыковку… и так далее…
– А если нет?
– А если нет, – отрезал Сергей, сверкнув взглядом, – значит, наградим погибших при исполнении героев, вот что! Или тебе впервой разведгруппу за линию фронта отправлять? Мне – нет.
– Ладно, я понял. Кого?
– Инициатива наказуема, – ухмыльнулся особист, делая знак Ильченко: подойди, мол. – Василий, кого с собой возьмешь?
– Значит, разрешаете? – расплылся в улыбке капитан. – Да всех своих и возьму, почти полное отделение выходит. Вы не сомневайтесь, товарищи командиры, справимся! Нам бы только внутрь попасть, а уж там… Да и счеты у меня с ними…
– Слушай боевую задачу, – принял окончательное решение Крупенников. – Вам необходимо пробраться на трофейном челноке на борт вражеского корабля и захватить его, желательно неповрежденным, еще более желательно – с командой. Ящеров в плен не брать, только людей. При невозможности выполнения операции корабль уничтожить.
И, предвосхищая незаданный Ильченко вопрос, ПОЯСНИЛ:
– С собой возьмете боевую часть одной из противометеоритных ракет. Коды активации детонатора получите у товарища майора. Если что, взорвете эту лоханку к известной матери. Вместе с экипажем. Ясно?
– Так точно, – просветлел лицом капитан. – Сделаем в лучшем виде. Разрешите идти?
– Да не спеши ты, капитан, – Виталий кивнул в сторону особиста. – На время проведения операции поступаешь в ведение товарища майора. Так вроде?
– Ага, именно так, – довольно кивнул Харченко. – Пошли, Василий, я тебе еще пару умных слов напоследок скажу. Заодно и челнок тебе и твоим бойцам подберем, есть тут у меня парочка на примете…
…Вечером того же дня смертельно уставший, несмотря на гидромассаж и ионный душ, комбат сидел и звякал чайной ложкой по стеклянному стакану. Он так и не полюбил чай в одноразовых пластиковых стаканчиках. Что ж это за чай, который даже и размешивать не нужно?! Профанация одна, а не чай! Эрзац, как у фрицев в сорок втором, никак не иначе. Было дело, пробовал. И трофейный кофе из цикория, и гороховую колбасу и kriegsbrot[1] тот знаменитый!
Рядом сидел майор Харченко. Лаптев, сославшись на дела, заперся в своей комнате, отмазавшись мудреной фразой, что «анализ прошедшего боя, как водится, залог успеха боя будущего». Впрочем, никто и не спорил. Финкельштейн же, как обычно робко, притулился в углу со своим знаменитым планшетом, о содержимом матрицы памяти которого не знал даже вездесущий особист.
А перед Крупенниковым сидели двое.
Отец Евгений, снова сменивший форму на рясу, и…
«Недостойный отца своего блудный сын Михаил» – как представился комбату здоровенный мужик с окладистой бородой, когда добровольцы раскопали завал над
«К г i е g s Ь г о t» (военный хлеб). Немецкий «эрзац-хлеб». Состав: 55 % ржи, 25 % пшеницы и 20 % картофельного порошка, сахара и жиров.