Хромированные Ñердца. Ðндрей Флибер
в руке.
Крики торговцев янтарем доносятся сквозь грохот бьющихся о скалы волн.
Она лежала в кушетке, время от времени дергаясь от боли. Все ее руки испещрены воспаленными уколами от капельницы. Она уже почти не приходит в себя, только ее палец судорожно и безостановчно продолжает жать на кнопку подачи морфия капельницы, в бесполезном пароксизме ослабить боль.
– Обещай мне это! – Она кричит.
– Прости, я не могу. – Я могу говорить только шепотом.
– Обещай мне это! – Она начинает лупить меня по лицу. – Обещай, если любишь меня!
Я закрываю лицо ладонями и больше не могу сдерживаться, слезы катятся по лицу.
– Обещаю. – Еле слышно выдавливаю я.
Она несколько секунд смотрит на меня и уходит. Я сижу до самой ночи, закрывая лицо руками. Когда я поднимаю голову, то вижу большой угасающий серп уходящей луны. Серебряная дорожка бежит по поверхности моря.
Возле ее кушетки время больше не идет, а бежит как дикий мустанг.
ТАК ТАК ТАК ТАК ТАК
Последнюю неделю я слышу как тикают часы. Я слышу этот звук отовсюду, от стучит в стенах, в небе, в моей голове, от него невозможно убежать. Я услышал его первый раз той ночью, когда пообещал ей. Ночью я проснулся от этого стука, хотя у меня дома нет часов. Звук было еле слышен, как скребущаяся под полом мышь. Теперь же, сидя у ее постели, я слышу, как он барабанным боем пульсирует в самих моих ушах. Это ее часы смерти.
Но, перебивая весь этот ужасный стук, еще громче я слышу ту ее просьбу.
"Пообещай, что поможешь мне уйти, когда я перестану приходить в сознание"
В городе мертвых идет дождь. Тягучие капли черной патокой падают в красную уличную пыль. В храме мертвых, на склоне горы, монотонно звонит колокол и жрецы смерти склонились над свитками в бесконечной медитации. Я стою у входа, мне не разрешается входить в святилище смерти, наблюдая за ними. Черная слизь стекает по моей голове и плечам. В каждой капле дождя плавают частицы пепла из вечно извергающегося вулкана. Он махиной сиждется за холмами, огромным черным столбом серы закрывая небо по ту сторону. Жрецы открывают отверстие в крыше, чтобы вода стекала по желобам в специальную белую чашу в середине залы. По полу тут и там бегают многоножки и скалапендры вечной жизни, переливаясь своими хитиновыми панцирями. Они сплетаются друг с другом, обвивают жрецов и пьют воду из белой чаши. Я стою у порога, слышу колокол в башне храма, но если пересечь порог, то все звуки пропадут и наступит полное безмолвие. Смерть – это тишина.
Многоножка подползает к порогу, чувствует меня и замирает, потом расправляет свои лапки и угрожающе поднимается, вытягиваясь на два метра вверх. Она медитативно качается в стороны, подрагивая своими лапками. Я неподвижно стою и через пару минут она опускается и убегает в глубину храма.
Один из жрецов падает лицом вниз. Двое других подходят к нему и оттаскивают его к чаше. Жрец голой рукой проникает в живот упавшего и извлекает его печень, после чего бросает ее в чашу и оба жреца поспешно уходят. Многоножки устремляются к телу