Последняя битва Пономаря. Баян Ширянов
рукавами. Жилистые предплечья этого человека сплошь покрывали татуировки. Они наползали одна на другую и получалась совершенно сюрреалистическая композиция, на которой из храма со множеством луковок выходил скелет в милицейской фуражке, а надпись «Бог не фраер» соседствовала с кинжалом, картами и шприцом, и все это было обмотано колючей проволокой.
– Ты что ль Грибоконь? – Спросил татуированный.
– Я. – Кивнул Михаил Львович.
– Ты воровской закон уважаешь?
Шаману ничего не оставалось делать, кроме как кивнуть и попытаться уверенно произнести одно лишь:
– Да.
– Тут дело такое… – Репей посмотрел этапнику прямо в глаза, – скоро один наш кентяра поднимается. – Блатной сделал паузу, чтобы Грибоконь проникся важностью этого события.
– Куда поднимается?
– В жилку, мля!
Теперь Михаил Львович окончательно запутался:
– В вену?
– Какую, нах, вену? Сюда, в отряд! – До Репья в конце концов дошло, что этот мужик не понимает его жаргона, и он вынужден был повторить свои слова на доступном языке. – Закрыли кента в ШИЗО. Знаешь, что это такое?
Грибоконь осторожно кивнул:
– Карцер?..
– Ну, въехал… – Блатной, начавший, было, гневно сверкать глазами, слегка успокоился. – Кента встретить надо. Ну, там, чаек-буек, курево с ниппелем. Догоняешь?
– А я тут причем? – Опасливо спросил Михаил Львович.
– Не, ну, ты на него посмотри! – Репей покачал головой. – Ты в ларь пойдешь?.. На отоварку.
– Наверное…
– Не «наверное», а точно. У тебя на киче нарушения были?
– Нет.
– Знач, верняк, тебе на отоварку хозяин бабок кинет. Возьмешь там чай. Принесешь мне. На подъем! – Последнее слово блатной выделил особо, давая понять, что святая обязанность любого мужика приносить ему чай, для празднования освобождения мифического друга.
– Я не могу. – Стараясь побороть страх, сказал Михаил Львович.
– Что? – Блатной вскочил. – Для тебя воровской закон что, порожняк?
– Я уже обещал.
Репей несколько секунд соображал:
– Ну, коли уж обещал, – вдруг с приторной сладостью в голосе проговорил зек, – то делать нечего. Но тогда давай покумекаем, что ты можешь, – Репей сделал ударение на этом слове, – дать на подъем…
– Ну… Пару-тройку сигарет. – Предложил Грибоконь.
– Что??!! – Теперь блатной разъярился всерьез. – Издеваешься?!
– Нет. – Промямлил Михаил Львович.
– Пять пачек! С фильтром! Понял?!
Экстрасенс видел, как от этого заключенного исходят темно-бордовые волны агрессивной энергетики. Он уже захлебывался в них, но что-то внутри дало вдруг силу воспротивиться этим подавляющим волю эманациям, и Грибоконь вымолвил:
– Нет.
Блатной внезапно отступил. Он сел на кровать и, несколько секунд посверлив Шамана ненавидящим взглядом, процедил:
– Ты об этом еще сто раз пожалеешь… – И отвернулся.
Мгновение