ÐŸÑ€Ð¾Ð¿Ð°Ð²ÑˆÐ°Ñ Ð³Ñ€Ð°Ð¼Ð¾Ñ‚Ð°. Ðиколай Гоголь
превращены компанией Утешительного в обычный «пшик».
Ихарева поразило не то, что он обманут, а то, что обманули его людишки, не имеющие даже достоинств «шулера», – в этом «смешной драматизм» финала комедии.
«Хитри после этого! Употребляй тонкость ума! Изощряй, изыскивай средства!.. Черт побери, не стоит просто ни благородного рвенья, ни трудов!» Какая глубокая и горькая ирония! При той степени беззакония и запутанности в обществе, которую открывает пьеса, даже шулерство Ихарева кажется «положительным» человеческим качеством.
«Такая уж надувательная земля! Только и лезет тому счастье, кто глуп как бревно, ничего не смыслит, ни о чем не думает, ничего не делает, а играет только по грошу в бостон подержанными картами!»
Эти заключительные строки комедии словно возвращают нас к Хлестакову как некому эталону «неправильности», парадоксальности, хаотичности повседневной жизни, где отсутствие «рвенья» и «труда» оборачивается бессмыслием и непреднамеренностью поступков.
Следует сказать еще об одной общей черте гоголевских комедий – «немой сцене» из «Ревизора». Этот карнавальный прием положений использован Гоголем и в «Женитьбе» (когда все узнают, что Подколесин «выпрыгнул в окошко»), и в «Игроках» (когда Ихарев, узнав об обмане, «в изнеможении падает на стул»).
«Игроки» представляют собой еще один яркий пример новаторства Гоголя и его смеховой стихии, отступления писателя от традиции классической драматургии: в пьесе нет не только намека на любовную интригу но и ни одной женской роли. Нет, одна женская роль все-таки есть – это «Аделаида Ивановна».
Театр Гоголя создавался в атмосфере его философских раздумий начала 30-х годов. Он легко соединил философию и быт, широту обобщения со свободой и непритязательностью драматургического рисунка и вывел на русскую сцену вереницу «современных характеров»: некоторые из них, при всей комической деформации, неисчерпаемо глубоки, а другие (Хлестаков, Кочкарев, Подколесин) представляют собою великие художественные открытия.
От Гоголя идут могучие импульсы на многие десятилетия последующей истории русского театра. Это – сатирические комедии Щедрина, гротески Сухово-Кобылина, социально-бытовой театр Островского; он повлиял на творчество Булгакова, Маяковского, драматургию более позднего периода.
Гоголь приблизил русский театр к самым злободневным и острым проблемам общественной жизни.
«Театр ничуть не безделица, – писал он, – и вовсе не пустая вещь, если примешь в соображенье то, что в нем может поместиться вдруг толпа из пяти, шести тысяч человек и что вся эта толпа, ни в чем не сходная между собою… может вдруг потрястись одним потрясеньем…»
Театр Гоголя – явление мирового масштаба, он родственен главным направлениям европейского театра, выражая их необычно, оригинально и смело. В гротескных и фарсовых элементах его пьес в частности, в «миражности» интриги, карнавальности композиции, ощутимо воздействие