Пылающий лед. Виктор Точинов
так, что вскарабкаться на нее можно быстро и просто – где петля веревочная с верхнего сука свешена, где зарубка на стволе, ногу поставить, или ступенечка деревянная приколочена…
А эту бочку поджег хромой Ибрагим, что жил с двумя своими женами у реки, в заброшенном, развалившемся и кое-как восстановленном домишке не то бакенщика, не то паромщика… И означал сигнал одно: тревога, чужаки! Не просто чужаки – опасные, вооруженные. Но самое главное – идущие сюда, к давно заросшей лесом деревеньке, не нанесенной на карты. Иначе Ибрагим бочку бы не запалил, просто рассказал бы потом, что шлялись, мол, чужие… К нему изредка забредали самые разные люди – рыбак, поневоле у реки сидит, издалека виден.
От них к Ибрагиму вела тропа. Или от Ибрагима к ним, с какой стороны взглянуть. Малозаметная такая тропка, специально старались не натаптывать, но встав на нее, с пути не собьешься…
Игривость и веселость мгновенно улетучились из голоса деда, когда он произнес:
– Дождались, сталбыть. Сподобились… Ну, внучата, что делать, сами знаете, не раз сговорено. Начинайте, не мешкайте.
3. Атака по всем правилам
Давно, в полузабытом детстве, мать называла его Збышеком, – свое настоящее имя он не забыл, но хранилось оно в дальнем, редко посещаемом уголке памяти.
В его последней – в очередной последней – «балалайке» было прошито фальшивое имя Стефан Карски, совместно со столь же фальшивой биографией. Таких имен и биографий сменилось много, все не упомнить, да он и не старался запоминать сброшенные личины.
Много лет его звали Апачем, и это прозвище он носил с гордостью, потратив немало трудов и времени на то, чтобы им действительно стоило гордиться…
А вот когда его называли тритоном, Апач не любил. Тритоны – воспоминания о них хранились в том же дальнем уголке памяти, где покрывалось пылью имя Збышек, – тритоны это нечто мокрое, мерзкое, земноводное, что ловят марлевым сачком в грязном болотце и помещают в стеклянную банку-тюрьму… Самое подходящее название для обитателей цифрового болота. Для земноводных, возомнивших себя богами. Но не для Апача, не для одинокого воина, идущего своим путем.
Покойный Чайка был гением, спору нет, по крайней мере написанный им в Африке р-вирус мог создать лишь гений. Но тысячи и миллионы последователей?! На них отблеск гениальности не упал…
Когда-то очень давно косматое существо, больше похожее на обезьяну, чем на человека, додумалось привязать камень к палке, и это стало гениальным прорывом. Но многочисленные последователи существа, тут же с энтузиазмом начавшие разбивать друг другу головы с помощью гениального изобретения? Они гениями не стали. Они остались обезьянами. С каменными топорами, но обезьянами.
А тритоны хуже обезьян. Значительно хуже. Отчасти похожи – обезьяны, если очутятся вдруг в вычислительном центре или вырвутся из клеток в лаборатории, тоже разгромят и изгадят всё, до чего дотянутся. Но в джунглях, в своей законной экологической нише, обезьяна сама добывает