Одиссея. Гомер

      Жизни своей и возврате в отчизну сопутников; тщетны

      Были, однако, заботы, не спас он сопутников: сами

      Гибель они на себя навлекли святотатством, безумцы,

      Съевши быков Гелиоса, над нами ходящего бога, —

      День возврата у них он похитил. Скажи же об этом

      Что-нибудь нам, о Зевесова дочь, благосклонная Муза.

      Все уж другие, погибели верной избегшие, были

      Дома, избегнув и брани и моря; его лишь, разлукой

      С милой женой и отчизной крушимого, в гроте глубоком

      Светлая нимфа Калипсо, богиня богинь, произвольной

      Силой держала, напрасно желая, чтоб был ей супругом.

      Но когда, наконец, обращеньем времен приведен был

      Год, в который ему возвратиться назначили боги

      В дом свой, в Итаку (но где и в объятиях верных друзей он

      Всё не избег от тревог), преисполнились жалостью боги

      Все; Посейдон лишь единый упорствовал гнать Одиссея,

      Богоподобного мужа, пока не достиг он отчизны.

      Но в то время он был в отдаленной стране эфиопов

      (Крайних людей, поселенных двояко: одни, где нисходит

      Бог светоносный, другие, где всходит), чтоб там от народа

      Пышную тучных быков и баранов принять гекатомбу.

      Там он, сидя на пиру, веселился; другие же боги

      Тою порою в чертогах Зевесовых собраны были.

      С ними людей и бессмертных отец начинает беседу;

      В мыслях его был Эгист беспорочный (его же Атридов

      Сын, знаменитый Орест, умертвил); и о нем помышляя,

      Слово к собранью богов обращает Зевес Олимпиец:

      “Странно, как смертные люди за все нас, богов, обвиняют!

      Зло от нас, утверждают они; но не сами ли часто

      Гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством?

      Так и Эгист: не судьбе ль вопреки он супругу Атрида

      Взял, умертвивши его самого при возврате в отчизну?

      Гибель он верную ведал; от нас был к нему остроокий

      Эрмий, губитель Аргуса, ниспослан, чтоб он на убийство

      Мужа не смел посягнуть и от брака с женой воздержался.

      “Месть за Атрида свершится рукою Ореста, когда он

      В дом свой вступить, возмужав, как наследник, захочет”, так было

      Сказано Эрмием – тщетно! не тронул Эгистова сердца

      Бог благосклонный советом, и разом за все заплатил он”.

      Тут светлоокая Зевсова дочь Афинея Паллада

      Зевсу сказала: “Отец наш, Кронион, верховный владыка,

      Правда твоя, заслужил он погибель, и так да погибнет

      Каждый подобный злодей! Но теперь сокрушает мне сердце

      Тяжкой своею судьбой Одиссей хитроумный; давно он

      Страждет, в разлуке с своими, на острове, волнообъятом

      Пупе широкого моря, лесистом, где властвует нимфа,

      Дочь кознодея Атланта, которому ведомы моря

      Все глубины и который один подпирает громаду

      Длинноогромных столбов, раздвигающих небо и землю.

      Силой Атлантова дочь Одиссея, лиющего слезы,

      Держит, волшебством коварно-ласкательных слов об Итаке

      Память надеяся в нем истребить. Но, напрасно желая

      Видеть хоть дым, от родных берегов вдалеке восходящий,

      Смерти единой он молит. Ужель не войдет состраданье

      В сердце твое, Олимпиец? Тебя ль не довольно дарами

      Чтил он в троянской земле, посреди кораблей там ахейских

      Жертвы тебе совершая? За что ж ты разгневан, Кронион?”

      Ей возражая, ответствовал туч собиратель Кронион:

      “Странное, дочь моя, слово из уст у тебя излетело.

      Я позабыл Одиссея, бессмертным подобного мужа,

      Столь отличенного в сонме людей и умом и усердным

      Жертв приношеньем богам, беспредельного неба владыкам?

      Нет! Посейдон обволнитель земли, с ним упорно враждует,

      Все негодуя за то, что циклоп Полифем богоравный

      Им ослеплен: из циклопов сильнейший, Фоосою нимфой,

      Дочерью Форка, владыки пустынно-соленого моря,

      Был он рожден от ее с Посейдоном союза в глубоком

      Гроте. Хотя колебатель земли Посейдон Одиссея

      Смерти предать и не властен, но, по морю всюду гоняя,

      Все